Михаил Задорнов, «Открытие»: «Я не сторонник массовой раздачи денег населению»

Михаил Задорнов приехал в Новосибирск, чтобы провести несколько важных встреч в городе, который для бизнеса группы «Открытие» один из стратегических. Здесь 24 сентября банк «Открытие» подписал соглашение о сотрудничестве с правительством Новосибирской области. Документ предполагает поддержку банком региональных инвестпроектов. Банк будет участвовать в программах финансирования строительства образовательных и медицинских учреждений, жилых домов, автомобильных дорог с использованием механизма ГЧП. Помимо этого «Открытие» планирует участвовать и в других проектах развития региона.

DK.RU встретился с президентом правления банка «Открытие», чтобы поговорить о состоянии российского бизнеса, попавшего в беспрецедентный кризис. Михаил Задорнов рассказал, какие меры помогут восстановить экономику, поделился личными наблюдениями за действиями правительства и объяснил, почему сохраняет позитивный настрой на будущее.

По вашим наблюдениям, как бизнес пережил пандемию и как долго будет тянуться шлейф от падения платежеспособности малого/среднего бизнеса и особенно розничных клиентов?

— Пока финансовый сектор чувствует себя намного лучше, чем мы ожидали в апреле. Все-таки финсектор — кровеносная система экономики, и, если он себя чувствует нормально, значит не так плохи дела у экономики в целом. Мы в этом году даже ожидаем роста бизнеса в пределах 6-8% — в страховом, брокерском сегментах. Что на фоне пандемии и кризиса совсем неплохо.

Особенность российской экономики — высокая доля базовых отраслей, включая электроэнергетику, теплоэнергетику и все, что связано с жилищно-коммунальными услугами. Эти предприятия были в меньшей степени затронуты пандемией, поэтому и экономика пошатнулась не так сильно, как ожидалось. По крупной российской промышленности более ощутимый удар нанесло падение мировых цен на нефть, сокращение на 10-15% ее добычи и экспорта, снижение объемов экспорта газа и выручки «Газпрома».

Поэтому я бы сказал, что основные потери — именно эти, коронавирус сам по себе не оказал такого влияния на промышленность.  

С точки зрения населения ситуация вовсе не так трагична, как об этом принято писать. Да, люди в этом году потеряют в среднем примерно 5% реальных доходов. И это очень плохо, поскольку за период с 2014 г., когда была последняя серьезная девальвация и экономический кризис, связанный с падением цен на нефть и крымскими событиями, в 2019 г. впервые реальные доходы людей начали расти. То есть, за пять лет население потеряло в реальном выражении порядка 15-20% доходов. И только начался рост, как случилась пандемия, и мы снова ждем падения на 5% в этом году.

Но что еще мы как банк видим из этой статистики: весной правительство поддержало население дополнительными «детскими» выплатами, повышением пособий по безработице, наименее обеспеченные слои населения и семьи, которые больше всего в этом нуждались, получили помощь, что помогло сохранить платежеспособность этих категорий населения.

Второй момент, который недооценивается, — в период пандемии людям намного меньше пришлось тратить: отпуск отменился, большинство развлечений и услуг стало недоступно на несколько месяцев. Мы видим по остаткам на счетах наших клиентов, по карточным счетам, что доходы действительно упали, но еще больше сократились расходы. Поэтому с точки зрения располагаемых доходов ситуация ухудшилась незначительно.

Если говорить об «Открытии», то мы уже в августе приросли с точки зрения кредитования населения: сейчас выдаем ипотеки, кредитов наличными и кредитных карт больше, чем в первом квартале 2020 г., до пандемии, когда спрос был максимальным. Платежеспособный спрос вновь поддерживается кредитом.

Самый пострадавший сегмент во всей этой истории — малый и средний бизнес. Примерно полтора десятка отраслей — от авиа- и ж/д транспорта до гостинично-ресторанного бизнеса и любого рода услуг — получили самый тяжелый удар. Слабейшее звено в этих отраслях — именно малый бизнес, потому что крупные гостиничные сети все равно имеют определенный запас прочности, они могут занять, получить кредит, рассчитывать на долгосрочные меры поддержки. А малому бизнесу объективно тяжело, и это печальная история, поскольку он и так занимает в России всего 20% экономики, а не 40-60%, как в Европе.

Однако, в апреле мы ожидали более тяжелого удара по этим секторам. Хотя до конца ситуацию сейчас, скорее всего, не понимает никто. Например, у нас достаточно большой корпоративный кредитный портфель. 20% его мы реструктурировали: сначала на три месяца, потом на полгода, еще до принятия правительством соответствующих мер поддержки. Поэтому мы только в ноябре-декабре начнем понимать, как эти предприятия после полугода реструктуризации выходят из сложившейся ситуации, насколько они платежеспособны, какие у них обороты.

А как вы оцениваете меры господдержки в период локдауна-2020?

— Я не сторонник массовой раздачи денег населению и бизнесу. Мера, к которой нас призывали экономисты, сравнивая Россию с Германией, Францией, США, актуальна именно для этих развитых стран. И для меня удивительно, почему именно с ними, ведь по уровню доходов и развития мы должны себя сравнивать с Турцией, Бразилией или хотя бы Восточной Европой — Польшей, Чехией. Ни одна из этих стран не оказывала населению такую поддержку.

Мы не можем позволить себе это по ряду обстоятельств, хотя у нас есть определенный запас прочности с точки зрения госдолга. И то, что правительство сейчас прибегло к наращиванию дефицита бюджета и финансированию за счет увеличения госдолга — это абсолютно правильный маневр, он позволяет поддержать экономику. Однако есть «но»: когда вы увеличиваете выпуск облигаций федерального займа два раза в течение года, ясно, что они подорожают. И понятно, что мы должны заплатить за это определенную цену, а стоимость ОФЗ является ориентиром для стоимости денег на 5-10-летнем горизонте для всей экономики.

Что касается мер, реализованных в марте-апреле, то это базовые вещи, которые уже были отработаны в прошлые кризисы достаточно быстро и правильно.

С точки зрения поддержки бизнеса были и эффективные меры, и совсем неэффективные. Но, надо отдать должное правительству, оно реагировало быстро: понимая, что какая-то мера не работает, оно перестраивалось на другую.

Системная ошибка в том, что перечень пострадавших отраслей составлялся медленно, и не все туда попали, в том числе из-за того, что при проработке поддерживающих программ опора была на ОКВЭД. А предприятия, особенно малые и средние, не руководствовались своим уставом — надо было давать возможность проверить, откуда идет выручка у предприятия, и если оно реально работает, брать за критерий именно это. Но этот механизм не приняли, поэтому многие предприятия не получили поддержки именно из-за такого технического момента.

Однако если сравнивать эффект всего комплекса мер, то без них падение ВВП было бы на 1,5 процентных пункта больше, чем те 4,5%, которые мы видим сейчас. Это вполне измеримые меры. И мы в банке видим, что у наших клиентов, несмотря на падение доходов, растут остатки на счетах. Поэтому с точки зрения покупательной способности населения ситуация в стране не так плоха.   

Кажется, что Россия пребывает в зоне турбулентности уже постоянно, просто в какие-то периоды времени происходит адаптация, ситуация как будто налаживается, но из раза в раз бизнесу приходится искать новые способы выживания. Вроде бы тем, кто пережил 98-й, не страшно ничего. Однако локдаун-2020 стал прецедентом для всех, и не каждый смог быстро сориентироваться. Какие механизмы сейчас стоит применять, чтобы защитить бизнес в дальнейшем от подобных форс-мажоров?

— К таким ситуациям полностью подготовиться невозможно. На то он и форс-мажор, что это почти всегда что-то беспрецедентное и непредсказуемое. Но что помогает бизнесу? Например, банки и телеком достаточно быстро перешли на удаленку. У нас в апреле в офисах из 22 тысяч сотрудников работало всего 10%, а 90% — удаленно. Мы перешли на этот режим полностью за две недели. Поскольку у нас высокое проникновение IT во все процессы банка, мы смогли перестроиться оперативно.

У всех банков, у телекома и других крупных предприятий есть план восстановления непрерывности деятельности в чрезвычайной ситуации. Он пригодился нам в период коронавируса. У сотрудников были запасные рабочие места — просто нужно было усилить каналы связи и обеспечить бесперебойное подключение коллег к банковским системам.

Что касается экономики, то для того, чтобы быстрее компенсировать потери 2020 г., нужны дополнительные меры помимо тех, которые правительство уже применило за последние 4-5 месяцев. Это определенные фискальные меры, то есть, дополнительные бюджетные расходы — не только социальные, но инфраструктурные.

Правительство сейчас утвердило трехлетний бюджет, согласно которому 2021 год будет годом небюджетного правила. Предстоят расходы сверх тех, которые при нынешних ценах на нефть может себе позволить государство: примерно 2,5 триллиона будет потрачено дополнительно, и они как раз обеспечат поддержку экономики. Одновременно с этим Банк России снижает ставку — облегчает доступ к кредиту для предприятий и людей. И эти две меры — смягчение фискальной и денежно-кредитной политики — как раз помогут экономике восстановиться.

Но нужна и стратегическая экономическая политика, которая должна все-таки выделить первостепенные задачи — не только реагировать на текущую ситуацию, но и обозначить уже среднесрочные приоритеты, чтобы было понятно, куда инвестировать и как. Это бы помогло восстановлению экономики.     

Какие тренды вы видите на российском банковском рынке сегодня, когда банкам приходится брать на себя все больше задач по поддержке бизнеса вообще и отдельных отраслей в частности?

— Роль банков в России росла все последние годы, потому что они используются и правительством, и Центробанком как инструмент проведения государственной политики в целом. Это происходит не только сейчас, в период пандемии, когда через банки действительно осуществляется поддержка и населения, и бизнеса. Банки, например, являются налоговыми агентами не только для собственных сотрудников. Мы еще сдаем порядка 250-300 тыс. налоговых деклараций, выступая агентом для наших клиентов-физлиц, которые покупают инвестиционные продукты, получают определенную материальную выгоду от погашения займов. То есть, банки стали выполнять функцию финансовых контролеров, налоговых агентов.

Мы давно уже видим этот тренд. И во многом правительство, наверное, использует банки, поскольку они максимально готовы к тому, чтобы эффективно эту политику проводить.

При этом, безусловно, 2020 год будет годом снижения банковской прибыли, прежде всего из-за резервов по кредитным портфелям — все банки будут вынуждены зарезервировать значительную часть портфеля МСБ. Розница, как ни странно, не показала серьезного ухудшения кредитного портфеля. Крупный бизнес неплохо переживает этот кризис. Поэтому банковский сектор останется с прибылью, просто она будет гораздо меньше запланированной и ниже, чем в 2019 г.

Но вот что бы я отметил — прошло более полугода с начала пандемии, а мы не слышим разговоров о том, что какой-то из банков сам попал в тяжелую ситуацию. Это подтверждает, что санации 2017-2018 гг.  стали переломным моментом завершения очистки банковской системы, и сейчас она уверенно держит удар экономического кризиса.  

Может ли получиться так, что в ближайшие годы на рынке останется только пара-тройка ключевых крупных игроков?

— Нет. На днях генеральный директор рейтингового агентства АКРА Михаил Сухов сделал оценку и спрогнозировал, что еще где-то 100 банков уйдет со сцены за следующие три года. Понятно, что сейчас идет концентрация на топ-20 или топ-30. Консолидация происходит, но речь идет не о нескольких банках, а нескольких десятках банков. Многие из них в регионах найдут свои отраслевые ниши и будут востребованы рынком.