Андрей Заворин: «В основе любого продукта лежат человеческие грехи»

Медленный по своей природе человек уже не успевает замечать, как стремительно цифровые технологии врываются в его жизнь и начинают его во многом перегонять. Родившиеся в цифровом веке люди уже будут жить в метавселенных, а все условные «иксы» и «игреки» просто должны будут уступить место новой реальности. Звучит жутко, однако дожить свой «медленный» век они еще успеют — так как цифровую реальность строят все же люди, и новое будущее не наступит прямо завтра.

Разговор о непонятном, тревожном и захватывающем — в интервью управляющего директора фонда Family Group Investment Андрея Заворина.

Начнем с того, что уже существует относительно давно и стало более или менее понятным и привычным — цифровых финансовых активов. Что это, каково их назначение и реальная польза?

— Цифровые финансовые активы (ЦФА) — это новая реальность. На основе технологии блокчейн созданы и создаются два типа сущностей: коины — это цифровые монеты, деньги; и токены — это имущественные права. Так вот финансовыми цифровыми активами признаются токены. Их существует четыре типа. Первые, самые простые, — это утилити-токены. Например, бонусные баллы в любой системе лояльности. Их можно обменять на деньги, но фактически баллы — это не деньги, это некие права. Утилити-токенами могут быть права на расчеты. Например, активно токены используются в краудфандинге.

Второй тип — это облигации. Это дает возможность компании без допуска к владению, не делая покупателя акционером, продавать облигации, токен позволяет присвоить любые права и обязательства, которые описываются в смарт-контракте. Смарт-контракт — это документ, который написан на блокчейне, опубликован и является законом. Поэтому сделки на блокчейне практически невозможно превратить в мнимые. Если сделка осуществляется на основе смарт-контракта и подтверждена другими участниками блокчейна, то она признается легитимной, в цепочке блокчейна делается запись, и любой владелец может проверить легитимность предыдущих операций и факт выполнения смарт-контракта. Соответственно, когда компания декларирует выпуск облигаций, она прописывает в смарт-контракте все условия выпуска, вхождения, а также сжигания токенов — те обязательства, которые не предъявились, «сжигаются», они уничтожаются автоматически, потому что смарт-контракт работает автоматом. А также важно, что смарт-контракт — неизменен.

Третий тип токенов — это привилегированные акции и дивидендные доходности. То есть это когда у владельцев акций, к примеру, ограничены какие-то другие права (распределения имущества, управления компанией), но есть гарантированные права на доход — привилегированные акции являются одной из форм совладения компанией. Это, например, участие в доходе, в агентской сделке.

Четвертый тип — это стандартные права акционеров. То есть совладение и имуществом, и в том числе правами на то, чтобы решать, кому и как продавать, и что делать с прибылью.

А кто это все регулирует?

— Регуляторы — Минфин и Центробанк. ЦБ регулирует в большей степени права коинов, а Минфин — имущественные права. В этом отношении именно со стороны Минфина был пролоббирован закон «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» от 31.07.2020 N 259-ФЗ и внесены поправки в Гражданский кодекс. То есть с июля 2021 г. цифровые финансовые активы узаконены как объект права, описаны права и обязанности субъектов в связи с исполнением и прописан процесс регулирования этого всего.

С точки зрения права, выпуском ЦФА может заниматься сертифицированная площадка, то есть нужно получить разрешение ЦБ на такую деятельность. Первое разрешение получила экосистема Сбера — именно они в первую очередь целятся на цифровые финансовые активы, находящиеся в руках населения, а это несколько миллиардов долларов, которые сегодня не подлежат никакому регулированию. 

А есть риск, что они станут монополистами в этом?

— Первое: пока мы говорим, что существует возможность перетока коинов в токены, всегда можно продать свои токены и выйти из-под регулятора. Второе: мы сейчас говорим о регулировании только в России, а на самом деле токены позволяют делать размещение в любой юрисдикции. Поэтому только в России Сбер может стать доминирующим игроком. И у них, конечно, есть такая задача. Но параллельно идет регулирование криптовалют, и в России сейчас цифровой рубль, цифровой юань рассматриваются очень серьезно. Потому что они позволяют решить много вопросов избегания зависимости от долларовой экономики.

В ОАЭ, например, в феврале 2022 г. криптовалюты были признаны законным средством расчетов. Принято законодательство о том, как это все регулировать, и как дальше с этим работать. Но меня интересует фокус ЦФА — какие возможности они нам дают, почему это может быть интересно бизнесу. Приведу несколько примеров.

Есть стартап, который привлекает деньги. У него есть возможность занять деньги у кого-то, есть возможность взять кого-то в долю, то есть привлечь как соинвестора, есть возможности, например, краудфандинга. ЦФА становится еще одной моделью, которая наиболее близка к краудфандингу, разница только в том, что краудфандинг — это работа на определенной площадке. В таком случае стартап может привлекать деньги за рубежом — от любых инвесторов, с любых юрисдикций, в любой валюте. ЦФА в России позволяет привлекать в рублях, а в ОАЭ — в валюте ОАЭ. Соответственно, это дает намного больший объем потенциальных инвесторов, которым это может быть интересно.  

Второй вариант — облигации. Стоимость может составлять около 10% от стоимости привлечения самого займа — это должно быть сразу заложено в экономику. Это сложно: 1) на выпуск облигаций уходит несколько месяцев; 2) у них могут быть определенные ограничения  хождения; 3) они продаются только через биржевые инструменты, а это означает, что физики, например, не могут купить эти облигации; 4) они продаются пулами, то есть, например, цена вхождения в облигацию — миллион рублей. И так далее — там много нюансов.

Но ЦФА как инструмент хорош тем, что там низкий порог вхождения, высокая скорость реализации — от нескольких недель до пары месяцев. Все получается в пять раз круче: в пять раз больше денег можно выпустить, в пять раз дешевле сама процедура выпуска, в пять раз больше скорость реализации такой задачи. И пороговое значение очень низкое — там могут быть компании с минимальной, символической выручкой, то есть стартапы. 

Но ЦФА интересны и для больших компаний, особенно нацеленных на глобальные рынки B2С. Например, вы можете быть большой компанией в поздней стадии, но у вас недостаточно оборотов, чтобы выйти на pre-IPO или IPO, то есть на публичное биржевое размещение. Например, капитализация вашей компании оценивается в 10-20 млн долларов, но, чтобы выйти на IPO, надо 100 млн долларов или больше. Как быть? Нужно попробовать инструмент ЦФА. То есть вы делаете непубличное размещение через выпуск ЦФА, делаете смарт-контракт и привлекаете инвесторов. Например, предоставляя им право обмена своего актива на акции — по заранее известной схеме.

Обычно, когда мы говорим о таких операциях на поздних стадиях, такие инвестиции могут приносить до 50% годовых в валюте, на ранних стадиях они могут приносить до 2000% в год, а в среднем это обычно от 50 до 300 % в год. Это венчурные инвестиции и венчурная доходность. Поэтому этот инструмент для инвесторов крайне привлекателен. 

А риски?

— Риски там такие же, как в обычных заимствованиях, ничем не отличаются. Это просто способ и форма реализации сделки, только многократно интереснее и дает возможность масштабировать свои кейсы с очень высокой скоростью. Ну и круг участников расширяется.

ЦФА сегодня узаконены во многих юрисдикциях, и есть сделки pre-IPO, которые были структурированы через ЦФА. То есть IPO — это другая форма. Это как качественный скачок. Ты используешь IPO либо ICO. Вот ICO — это и есть структурирование через ЦФА. Но раньше, когда не было закона, это была серая схема. 

Поэтому, когда говорили ICO, имелся в виду, по сути, краудфандинг, и вот с июля прошлого года это не краудфандинг, это форма IPO, только в более ранней стадии, с использованием меньшего количества зарегулированных историй. Это дает компаниям возможность работать и с клиентами в другой логике — быстрее и четче, работать на международных рынках — лучше и проще, и дает возможность сделать ICO этапом к IPO, то есть это некая подготовительная стадия.

А если у нас, например, бескомпромиссно падает «железный занавес», приходит суверенный интернет… тогда как?

— Дело в том, что цифра — это как раз децентрализация. В конечном счете мир идеального будущего, цифровой мир, будет такой: вот вы на меня, например, смотрите, а я знаю, что вы думаете обо мне. Представьте мир, в котором все знают, кто что думает и делает! Как вы думаете, какая ответственность будет у людей, когда они что-то думают или делают? Это мир безусловной ответственности. То есть мир безусловной цифры — это мир безусловной ответственности.  А теперь по этапам — как мы приходим к этому идеальному миру.

Первым появился способ децентрализованной передачи данных, называется интернет. Любая форма интернета — это на самом деле способ, когда одно и то же устройство выступает одновременно и объектом, и субъектом передачи. Есть колоссальное количество технологий, которые, например, позволяют сейчас использовать интернет на Bluetooth или иных протоколах связи. Даже если нам сейчас полностью отрубить оптоволокно, и не будет связи с другим миром, но будет хоть один на границе с Китаем, а у Китая — с Пакистаном, а у Пакистана — с Ираном, то у нас через Bluetooth будет интернет-соединение с Ираном. Эти технологии есть, просто обычно они никому не нужны — они низконагруженные, слабые. Но они все равно позволяют обмениваться данными. То есть любое цифровое устройство, с любым протоколом передачи данных, способно стать носителем интернета.  

Как можно сейчас отрубить одну страну? Это значит — уничтожить все ее спутники, уничтожить все цифровые носители. По сути, это — цифровая война. Это не изоляция страны, это антицифровое Средневековье. Для этого нужно уничтожить всю основу цифры. Маловероятно, что такой сценарий реализуется. Скорее другое. Сегодня интернет является способом передачи уязвимостей. Это сама страна будет заинтересована в том, чтобы ограничить интернет. Не внешний мир, а страна — чтобы защититься от внешнего мира. Такое может быть. Поэтому сейчас однозначно произойдет переход к цифровым кластерам. И там, где они сосредоточены, будет укрупнение не только цифровых, но и государственных кластеров.  

Есть крупный кластер — Китай — который подминает Юго-Восточную Азию и близлежащие регионы. Есть самый большой в мире кластер — США, который объединял англо-саксонский мир. Есть крупный кластер, который пока, через альянс НАТО, является союзником США — это консорциум европейских стран. Есть крупный кластер — Индия, у которой тоже свои территориальные претензии и свои страны-сателлиты, спорные территории. Африка — это самый разрозненный кластер из существующих. Кластеризация будет происходить и дальше. С приходом цифры появляется еще система цифрового вассалитета. Это зависимость от цифровых протоколов, систем и носителей. И вот сейчас мы наблюдаем этот кризис цифрового вассалитета. Получается, сегодня разрушить систему цифрового вассалитета придется не цифровыми способами — избежать ее. Потому что она крайне уязвима.

Так вот, если вернуться к ЦФА — это способ децентрализации. И способ децентрализации делает проблему угроз намного меньшей, чем та, которая сегодня существует. Там нет неконтролируемой угрозы. Но там есть смарт-контракт и блокчейн. 

Этот уровень развития цифровой экономики сегодня сопряжен еще и с другим этапом: мы в нее зашли, и люди стали меняться. То есть поведение многих людей надо расценивать сейчас через другую призму. Когда люди говорят, что у них родина — это блокчейн, это означает, что эта матрица уже существует. То есть это некое пространство, абсолютно другое — пространство идентичности людей между собой, это новый способ коммуникации, новый способ установления доверительных отношений. И вот в этом месте рождается еще один тренд — это большой объем децентрализации, то есть то, что играет и против сегодняшней цифровой структуры мира, против укрупнения. И укрупнение будет связано, как я уже сказал, не с цифровыми способами избежания вассалитета, это будут локальные цифровые валюты, это будут территориальные перетряски, которые нас будут будоражить целое десятилетие, и это будет связано с регрессом в плане роста скорости.

Цифровая экономика росла катастрофически большими темпами. У нас просто «треснули штаны» из-за этого быстрого роста. Потому что оболочка — это сознание людей, законы, миропорядок — он вообще не вписывается в это. Идет «голосование против»: если я не понимаю эту цифровую машину, то надо ее разбить. Так ведут себя многие центробанки по отношению к валютам, так ведут себя люди по отношению к цифровым коммуникациям.

Так что же, когда мы сможем принять эту новую реальность?  

— Закон, который наконец-то приняли в России, принят в огромном количестве государств. А между принятием закона и его исполнением всегда есть промежуток. Например, всегда есть условные первые, которые кричат, что надо срочно покупать новинку, это новаторы — их может быть 5%. Есть последователи (это 10-15%), которые, как только увидят, что новинка у кого-то появилась, они поверят, что это нужно, и встанут в очередь. Потом есть вторые последователи, консервативного типа — которые будут ждать, когда этот новый продукт будет со скидкой 30%. И будут те, которые до последнего будут ходить с телефоном, рассказывая, почему он лучше, чем айфон, но вынуждены будут отказаться от него в какой-то момент. Это называется жизненный цикл продукта. Чтобы новый продукт заработал, старый должен испытать полное фиаско.

Если говорить о технологии ЦФА и сущности цифровых финансовых активов, то эпоха этого продукта только наступила. И сегодня мы наблюдаем всплеск рынка инноваторов. Поэтому сегодня именно инновационные технологические компании — впереди всех. У них логика и способ восприятия — другие. Они — пассионарии, и они готовы очень быстро меняться и меняют мир. Технологичность стала основой эффективности и конкурентоспособности.

Сколько лет должно пройти, пока «отрицатели» примкнут к большинству?

— Есть такое понятие, как скорость удвоения информации в мире. Если взять объем информации, которую произвело все человечество в 19 веке, то в 2005-2006 г., условно за два года, оно произвело такой же объем. А в 2025 г. они произведут такой же объем за два месяца. Чтобы ответить на вопрос, когда мы приедем на станцию, нужно узнать, с какой скоростью будет двигаться паровоз. А это зависит от большого количества факторов. Потому что сейчас включился механизм замедления. Это может занять от нескольких месяцев до нескольких лет, но это не десятилетия точно.

Хорошо, давай теперь к метавселенным. Это тоже наше не такое уж далекое будущее, и это тоже то, до чего «раскачиваться» нам придется долго — по крайней мере, тем, кто помнит, как перематывать аудиокассету карандашом, не говоря уже о тех, кто слушал катушечный магнитофон или патефон.

—  Метавселенные — это будущее, да. Но, по сути, и в первую очередь — это будущее беднейших слоев населения. Приведу пример. Вот есть девушка из нигерийской деревни. Как ей стать директором казино? Купить VR-очки, вложить 1000 долларов в покупку земельного участка в метавселенной, сделать там размещение токенов и привлечь деньги для строительства казино.

Есть из другой деревни парень, который хочет стать президентом — он свои 1000 долларов, которые занял у соседей, может вложить в избирательную кампанию города в метавселенной и стать президентом этого города. Метаверс — это пространство для социального и экономического лифта высокой скорости. Это Клондайк. То есть надо чуть-чуть потерпеть, чтобы стать миллионером. Если выживешь. Но можно в случае неудачи все перезагрузить в метаверс — это то пространство, в котором можно оторваться от своей унылой реальности. Для этого надо просто надеть очки.    

Почему это не пространство для богатых? Потому что богатые будут владеть этим миром и метаверс. Потому что, по экспертным оценкам, JPMorgan Chase & Co сегодня владеет до 60% биткоинов, смайненных за всю историю. Вот кто скупил криптовалюту. 60% принадлежит одному игроку! То же самое в метаверс: владельцы серверов, инфраструктуры — владельцы этого мира. Это новый способ цифрового вассалитета. И это офигенные технологии, которые могут будоражить мозг, заставлять развиваться, тратить последние деньги.

Представьте: вы будете работать цифровым дворником или цифровым президентом в чьем-то цифровом банке. И в этом городе будут крайне другие способы установления коммуникаций, нежели в нашем реальном мире. Но есть другая опасность. Там можно все! Вы определяете правила. Каждый, кто был ничем, тот станет всем. Метаверс сейчас еще и способ реализовать нереализуемые в другой модели возможности. И это очень-очень сильно нуждается в регулировании и контроле. Так работает полярная потребность и чувство сохранения общества и человечества — потребность в централизации.

Человеческие грехи лежат в основе любого продукта. В основе, например, журнала — грех тщеславия, в основе голосовых ассистентов — грех лени и жадности и так далее. В основе всех продуктов лежит эффективный способ решения наших проблем, основанный на семи грехах человечества: Гордость. Зависть. Чревоугодие. Блуд. Гнев. Алчность. Уныние. 

Чтобы все это осознать и применить, нужно перевернуть сознание…

— Не нужно переворачивать сознание — здесь включается естественный цикл. Мы с вами умрем, а те, другие, кто будет в этом жить, уже родились — с тем сознанием, которое под это заточено. Поэтому мы пока не в метаверс, а наши дети — уже там. Просто пройдет 40 лет, как писал Моисей…

А кто сказал, что цифровое будущее, которое создается, не будет реализовано какой-то группой девиантов, которые, например, консолидируют абсолютное большинство ресурсов или биткоинов, или 90% метаверс-возможностей?..

Есть еще кое-что, что переворачивает сознание. Это дипфейки. Метаверс — это ведь история еще и про NFT (невзаимозаменяемый, уникальный токен), а NFT — это дипфейки, или аватары.

Так… Что это?

— Для меня дипфейк-технология — это способ заявить свои цифровые права на себя. Это наличие нас в цифровом мире, это возможность быть везде, но при этом ничего не делать. Это фактор лени. То есть, условно, пока я сплю, мой аватар зарабатывает. Дипфейки как цифровые помощники или имитаторы — это способ клонировать свои возможности. И набор технологий для этого сегодня уже доступен.

Цели такой технологии — это чтобы: а) разметка и создание дипфейка стали доступными максимальному количеству пользователей; б) чтобы мы могли обойтись технологическими инструментами, то есть это система автоматической разметки данных, система автоматической обработки потока, автоматическая поддержка контента, система контекстного распознавания, то есть обученная модель, которая будет думать так, как ее обучили. 

При создании и развитии цифровых технологий, в частности нейронных сетей или метаверс-пространств, есть ограничения. Например, есть такое понятие — творец и творение. Любая нейронка является творением, она сублимирует как творец. Творцом был тот, кто ее создал.

В чем, например, отличие блокчейн-технологии и смарт-контракта? Там есть творение, я творец, я сотворил смарт-контракт и запустил что-то. Если идеализировать, то я его уже не смогу изменить. Когда рождается ребенок, изменить уже ничего нельзя, он уже есть как самостоятельная личность, можно только чуть-чуть его адаптировать к исходящей реальности. И то на каком-то этапе. А на каком-то этапе он начнет действовать вопреки тому опыту, который дали родители, и исправлять этот опыт. То есть мы сами стали из объекта, который был создан, субъектом. И вот цифровой кризис сейчас заключается в том, что ограничения технологий связаны со скоростью обработки данных, потому что, например, видеопоток в онлайне не будет возможен, пока не появятся сети 5G и выше, а также пока не появится поколение квантовых вычислений. Что такое поколение квантовых вычислений? Например, есть алгоритм, который создает криптозащиту банка, систему паролей, а есть квантовый компьютер, который ее ломает. Так вот до того, как запущен первый компьютер, во втором все эти пароли уже есть. А значит, система традиционной защиты становится бесполезной. Скорость — очень важная вещь.

Сейчас очень сильным становится понятие времени: в цифровой эволюции скорость становится определяющей составляющей, а у человека эта ценность не самая развитая. Поэтому самой большой проблемой сегодня оказываются люди. Получается, что сегодня цифровая революция, с одной стороны, является прорывом и прогрессом, с другой — угрозой. И в этом отношении количество угроз, которые возникают, становится запредельно большим. Это проблема угрозы кибербезопасности. Это угрозы и последствия внедрения и регулирования искусственного интеллекта. Это угроза хранения данных и их использования.

Помимо скорости времени, есть еще одна важная вещь: поскольку человек по скорости стал очень медленным, мы как люди стали самой большой цивилизационной уязвимостью.

Например, искусственный интеллект выигрывает в DOTA. Dota — это игра, сценарий которой генерируется в онлайне, количество потенциально возможных сценариев невероятно велико, с геометрическим усложнением, потому что каждый из игроков может сделать что угодно в любую секунду времени, и из количества этих возможностей складывается Dota. Но бот сумел ее выиграть. Потому что он способен в цифровом пространстве действовать в разы быстрее. Или, например, тетрис: в нем 100 уровней, а человеческий рекорд — 27. Алгоритм создан в 80-е годы, и его до сих пор никто не прошел, а искусственный интеллект прошел легко, потому что ему не надо думать — у него заложен алгоритм моментального решения, совпадающего по времени с моментом возникновения проблемы.

Так это кризис цифрового развития?

— Казалось бы — кризис. Но есть но. Возможности искусственного интеллекта ограничены — он не способен быть субъектом. Но это пока. В какой-то момент он может сублимировать субъектное право, стать неким творцом и сделать бунт машин. Поэтому самообучающиеся нейронные сети — это большая угроза. У ученых есть огромное количество прогнозируемых угроз, и ясно, что с этим нужно быть аккуратнее.

Но мы же говорим о состязании человека и компьютера, а не о состязании человечества. Потому что сущность человека совершенно противоположна искусственному интеллекту. Мы — это рой. А он — мегамозг. Поэтому цифровые технологии — это артефакт мегамозга. А экономика крестьянского хозяйства — это рой крестьянских хозяйств в мире, и они никак не взаимосвязаны. Они не способны структурировать человечество как рой, нет такой способности, чтобы щелкнуть — и все полетели в одну сторону. Мы должны договариваться. Это в том числе наша неуязвимость. Самая страшная уязвимость — когда мы все станем стандартными. А это возможно, когда мы потеряем свободу. Неспособность человека быть свободным — это и есть смерть человечества. Мы моментально проиграем гонку машинам и потеряем уникальное преимущество — видовое разнообразие. Пока наше видовое многообразие столь велико, что оно компенсирует эти проблемы.

Никто не говорит, что цифровой экономики и блокчейна не будет, но они будут встречать объективные препятствия в нашем лице, в лице существующих традиционных парадигм. С одной стороны, идет технологическое ускорение, с другой идет гашение, амортизация со стороны людей. Поэтому я решил, что буду до старости заниматься с технологическими предпринимателями — только таким способом я смогу держать мозг в постоянном тонусе, смогу быть в поле информационных технологий и энергии, которую генерируют эти люди, и в первую очередь развивать технологические проекты в сфере искусственного интеллекта, обработки больших данных, цифрового образования. Надеюсь так пройти эту большую дорогу маленькими шагами и сделать этот мир лучше.