Юлия Линюшина: Каждый влияет на маленькую часть социума, а это путь к большим изменениям
«Мы все могли бы объединить ресурсы и решить даже самые сложные задачи, но нужен честный запрос со стороны государства и честная обратная связь от бизнеса, науки и общества».
Новосибирская область называет себя научной столицей России, так как здесь находится два крупных центра технологий: Академгородок и наукоград Кольцово. Казалось бы, в этом месте давно должна была раскинуться своя Кремниевая долина, но долгие годы ученые называют одну и ту же причину ее отсутствия — административные барьеры. Однако основатель отраслевой площадки коммуникаций OpenBio, заместитель директора Инновационного центра Кольцово Юлия Линюшина считает, что «сломать систему» вполне возможно, но для этого каждый должен начать с изменений в своем микромире.
Уже девять лет наука, бизнес, инфраструктура, инвесторы и власть находят общий язык за круглыми столами и на дискуссиях форума OpenBio. Каждый год ученые из десятков регионов России и разных стран мира «приносят» на площадку свои открытия и обсуждают отраслевые боли внутри родного сообщества. «Деловой квартал» поговорил с Юлией Линюшиной о перспективах биотеха, импортозамещении и «философском» аспекте отношений науки, инвесторов, бизнеса и власти.
Показать, что бывает легче
Что сейчас происходит в мире биотеха, что интересного в этом году представили на OpenBio, какие принципиально новые темы подняли участники?
— Фокус внимания был на здоровье человека, на качестве жизни. Мы говорили о самых актуальных заболеваниях и о том, как с помощью новых технологий сохранить период молодости и активности максимально долго. Говорили о новых подходах к лечению онкологии — о трансляционной медицине, то есть о переводе научных разработок в медицинскую практику для того, чтобы эффективнее бороться с такими сложными заболеваниями. Продолжили уже традиционную тему нашего форума — ВИЧ, потому что ее актуальность, к сожалению, не падает — в России по-прежнему эпидемия, в Новосибирской области крайне высокие показатели. Мы собрали представителей и науки, и медицины, и пациентских сообществ, и производителей препаратов, чтобы со всех сторон проанализировать, куда движется эта ситуация и как сделать борьбу более эффективной.
Отдельное внимание уделили вопросам нейродегенеративных заболеваний. Это, например, снижение когнитивных функций в связи с преклонным возрастом или с последствиями перенесенного COVID-19. Мы рассматривали эту проблему с разных позиций: с точки зрения и ученых, и медиков, и даже юристов, потому что это очень сложный правовой вопрос — как, например, диагностировать болезнь Альцгеймера, и кто принимает решение о том, что человек недееспособен.
Также на нашей ежегодной сессии «Технологии жизни» были экспертная дискуссия и доклады на тему трендов долголетия и репродуктивной медицины — как правильно забеременеть и выносить ребенка, чтобы он родился здоровым и прожил максимально долго и качественно.
Большое внимание мы уделили междисциплинарности — стыковке биотехнологий, информатики и математики — была отдельная секция «Биоинформатика». Это сейчас особенно актуально, потому что у ученых есть огромный массив данных, накопленная годами статистика по анализу заболеваний и диагностике, и все это нужно как-то сопоставить и применить, чтобы сделать диагностику более точной, развитие заболеваний — более прогнозируемым, а также ускорить процесс разработки лекарств. Например, можно математически смоделировать, как клетка реагирует на молекулы лекарства и как они взаимодействуют. Можно построить мультифакторную модель, чтобы увидеть, какой параметр человека влияет на его склонность к тому или иному заболеванию или на его лечение. Биологи накапливают все больше сырых данных, для обсчета и интерпретации которых необходима помощь биоинформатиков. Наука стремительно движется вперед. Поэтому мы выделили эту тему в отдельную секцию.
Также мы провели круглый стол «Искусственный интеллект в медицине» о прикладном применении алгоритмов и роботизированных систем в медицинской практике. Мы хотели, чтобы за этим круглым столом встретились и врачи, и практики, и разработчики, и инвесторы, чтобы обсудить, насколько реально все это применять, насколько это эффективно и какие есть этические моменты.
В ваших дискуссиях участвует кто-то из лиц, принимающих решения в отрасли, например, представители профильных органов власти, руководители профсообществ? Обмен опытом происходит, а есть ли потом какой-то выхлоп, влияние на практику?
— Да, такая задача ставится, и, в принципе, в концепции OpenBio изначально заложены взаимодействие и открытый диалог науки, бизнеса, инфраструктуры и власти. Идея — собрать всех, кто участвует в развитии отрасли и зависит друг от друга. Власти принимают активное участие в мероприятии. Но не во всех темах. Например, на дискуссию по ВИЧ в прошлом году эксперты попытались пригласить профильных федеральных участников, но вместо этого было блокировано обсуждение ряда сложных проблем. Не все одинаково открыты. В этом году с нами работала представитель федерального Минобрнауки — принимала активное участие в дискуссиях. Мы говорили с ней о форматах поддержки научных и бизнес-проектов, компании рассказывали о своих сложностях. Участники пришли к выводу, что взаимодействовать мешает дефицит информации. Бизнесмены и ученые сейчас много говорят о потребности в более открытом диалоге, в снижении бюрократических барьеров при использовании господдержки. Например, есть такая проблема: компании часто отказываются от грантовой поддержки, потому что отчетность отнимает слишком много ресурсов у реализации проекта. Компании хотят оптимизации, хотят заниматься разработками, не тратя драгоценное время на отчеты. Конечно, это не только российская проблема, она мировая, коллеги из США делились точно такими же переживаниями. Но зачем нам успокаивать себя тем, что у других — так же? Мы же можем сделать по-другому, мы можем создать прецедент и показать всем, что бывает и легче, что такие вопросы можно решать иначе. Поэтому мы стараемся продвигать идею снижения нагрузки на разработчиков, получающих гранты. Хочется быть примером лучших практик.
Есть еще один важный запрос — увязать ключевые показатели эффективности, которые спускаются институтам, с задачей коммерциализации науки — здесь есть противоречия. Например, институту нужно как можно больше публиковать статей и патентов, но через это идет разглашение и возникает проблема сроков окупаемости патента: в фармацевтике, когда ты что-то разрабатываешь и получаешь патент, у тебя есть 25 лет, чтобы эти инвестиции вернуть. Пока действует патент — это эксклюзивный продукт, а сразу после завершения действия его может воспроизводить кто угодно. Соответственно, крупные компании должны отбить вложения за два десятка лет, а инвестиции очень большие, поэтому чем позднее будет получен патент, тем меньше останется от этих 25 лет. Это мы обсуждаем уже не первый год, но пока серьезных подвижек нет.
Также мы осознаем проблему коммуникаций. По итогам форума мы спросили участников, чего им не хватает, оказалось, что нужно больше общения и подобных мероприятий. Им важно видеть друг друга, узнавать друг о друге, потому что из этих контактов рождаются коллаборации, помогающие создавать и продвигать разработки, и внедрять их, и улучшать, и вообще это позволяет облегчать жизнь друг другу в сложных рыночных и геополитических условиях. Когда разработчики, поставщики сырья, инвесторы, власти, ученые объединяются, это дает мощный синергетический эффект. И на это есть большой запрос в научном и бизнесовом сообществе — сегодня это вопрос выживания. И мы счастливы, что люди стали говорить об объединении больше в такие сложные времена.
Также всем нужны госзаказы — компании вкладывают большие ресурсы в разработки, и им нужен гарантированный спрос, а госзаказ — это приятная ситуация, когда знаешь, что какой-то объем у тебя гарантированно выкупят, и можешь вкладывать в разработку более спокойно — риски бизнеса снижаются.
Есть примеры успешных контактов, когда вы могли бы сказать, что вас слышат, ваши идеи рассматривают, прорабатывают?
— Нас слышат. Контакт с властью стал чуть лучше. Но на самом деле я не могу сказать, что прикладывалось много усилий для того, чтобы что-то пролоббировать. То есть существует проблема пассивности, причем на всех уровнях, увы. Мы формируем пространство для диалога и контактов, мы стараемся пригласить на площадку всех заинтересованных лиц и всех, кто принимает решения, а им уже следует договариваться о взаимодействии. Они обмениваются контактами и даже ведут диалог, заключают контракты, и это наш вклад как организаторов мероприятия, на этом мы считаем свою миссию, в общем-то, выполненной. А дальше уже участники, обсудив свои задачи, должны договориться о том, кто и как будет их решать. Но в этом году нам захотелось большего, и мы стали стимулировать высказываться прямее и конкретнее о том, что не устраивает, чего не хватает, что необходимо научной и бизнес-среде для эффективного развития, и мы подготовили резолюцию, которую направили губернатору. Там есть ряд предложений для региона и отдельный блок предложений для федерального уровня — мы просим транслировать его выше. На OpenBio работали участники из 40 регионов с развитым научным и бизнес-сообществом, и они тоже выдвигали свои предложения, которые должны услышать федеральные власти и отраслевые союзы.
Наука и геополитика — есть контакт?
А как у вас с международными отношениями в этом году?
— Мы каждый год делаем рассылки приглашений по множеству стран, с которыми интересно сотрудничать. Уже есть партнеры — ассоциации и инфраструктурные объекты, с которыми мы встречались, нарабатывали большую базу для того, чтобы они помогали нам информировать отраслевые сообщества в своих странах. В этом году мы сократили список рассылки, чтобы не попасть в бан из-за осложнившихся геополитических отношений, отложили некоторые рассылки до лучших времен и отправили анонс форума «дружественным» странам. Я была готова даже к тому, что в этом году у нас не будет иностранных участников вообще. При этом у нас все равно было 14 стран, в том числе Финляндия, Польша, Латвия, Эстония, Греция. Помимо них, еще Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Зимбабве, Сирия, Индия, Китай, Монголия. В 2020 г. было всего девять стран, то есть их количество с каждым годом растет, но если раньше у нас постоянно бывали США, Германия, Бельгия, Испания, Украина, то сегодня их с нами нет. В прошлом году были ОАЭ, Иран. И вообще, прошлый год был самый «урожайный» в плане международных контактов, потому что пандемия коронавируса помогла нам выйти в онлайн, что позволило расширить географию участников. В целом мы связаны не политическим контактом, а научным, поэтому ученые даже из «недружественных» стран смогли поучаствовать в конференции по своему частному желанию, не оглядываясь на курс своей страны.
Раз мы начали говорить о международных контактах, то нельзя обойти стороной тему импортозамещения. Ввиду осложнившейся геополитической обстановки российские власти активнее заговорили о курсе на импортозамещение. И, если уж мы говорим о наукограде Кольцово, где хорошо развит сегмент красоты и здоровья, интересно, насколько эти объем и ассортимент, которые выдает местный рынок, способны закрыть потребности пусть даже области, не говоря уже о стране? И как бы ты оценила перспективы?
— В первые дни, когда иностранные бренды стали уходить с российского рынка, я даже порадовалась тому, что у наших производителей открываются новые перспективы и точки роста. Но потом стало ясно, что импортозамещение в полноценном смысле этого слова в таком сегменте невозможно — у нас просто-напросто нет ингредиентной базы для косметических основ, и ее не было никогда, страна находится в серьезной импортозависимости. В Кольцово и Академгородке развиты инновационные технологии и работа с природой, наши ученые умеют синтезировать и выделять разные биологические компоненты из растений и биообъектов. Они отлично умеют формировать активы, анализировать их совместимость, просчитывать эффект, которые эти компоненты оказывают на клетки, и так далее. Но для косметики нужно создать привычную основу с использованием в том числе зарубежных компонентов, поэтому бизнесу пришлось искать других поставщиков. То есть во многом просто произошла замена одного импорта другим, полной импортонезависимости все равно нет и пока не случится. Мы должны понимать, что косметическая отрасль все-таки не в приоритете в плане стратегического выстраивания технологического суверенитета страны. Да и в других отраслях вряд ли можно добиться полной импортонезависимости. Мир много лет выстраивал эту экосистему экономических взаимоотношений: одни дают одно, другие — другое, — это ведь, грубо говоря, разделение труда, разделение зон влияния, глупо всем заниматься одним и тем же, поэтому есть взаимозависимость, и это нормально. С другой стороны, многие продукты — это, конечно, вопрос стратегической безопасности, и на случай полного прекращения каких-то важных отношений нужно иметь что-то свое, чтобы не остановились жизненно важные предприятия.
Мое мнение — что настоящая зависимость у нас в большей степени не от продуктов, а от брендов — люди даже не пытаются искать альтернативу, пока есть какой-то влиятельный бренд. И сейчас идет некий откат, снятие шор. Советский период изоляции поселил в наших головах стереотип о том, что зарубежное — это обязательно желанное, лучшее, просто потому что у нас этого нет, а то, что недоступно, выглядит соблазнительно. И это распространяется не только на глобальные международные отношения — люди в принципе привыкли думать, что свое всегда хуже того, что делается где-то подальше. Такой же стереотип существует и в отношениях Новосибирск — Москва: например, компании предпочтут заказать какую-нибудь аналитику или рекламу в Москве, а не здесь, потому что думают, что там точно лучше. А в итоге Москва все равно отдает задачу на аутсорсинг в регионы, потому что здесь отличные специалисты и технологии, и они дешевле, только в итоге заказчик платит в 10 раз больше, чем заплатил бы, если бы сразу обратился к новосибирским специалистам.
Поэтому есть еще одна проблема, мешающая нашим продуктам набрать популярность, — маркетинг. Наша кольцовская косметика прекрасна по качеству, но упакована в основном непривлекательно, а люди ведь в первую очередь оценивают внешний вид, и упаковка имеет большое значение. Поэтому местные бренды часто и не удостаиваются должного внимания. Это проблема. Но на ее решение нам тоже нужны ресурсы, ученые же не будут этим заниматься, у них другие приоритеты.
Психологические барьеры в общении с государством
Ну вот кажется, что в такие моменты необходима помощь государства. Если мы хотим импортозамещения, мы должны помочь создать и раскрутить бренд.
— На самом деле вопрос, конечно, далеко не только в этом. Когда кто-то крупный уходит с рынка, остается гигантский незаполненный объем, например, миллион единиц в день. А наши производители способны выдать этот миллион только за год. Мы сталкивались с этим: когда пытались вывести кольцовские продукты в торговые сети или на экспорт, всегда вставал вопрос объема и стандартизации. Как можно говорить о федеральном заказе, когда компания с трудом способна обеспечить восемь микромагазинов кольцовской официальной сети? Поэтому нужен пошаговый план развития, а также обязательный пункт — желание масштабироваться. Потому что разработчики часто могут не иметь в своих планах крупного коммерческого проекта, это может быть вообще за пределами их мировоззрения. У них может быть амбициозная научная цель, и научный поиск будет глобальным, но выводить разработку в большие продажи может совсем не хотеться, потому что им это неважно, а важны именно исследовательский поиск и открытие нового.
Для этого и нужна коллаборация с бизнесом.
— Да, я эту коллаборацию уже больше десяти лет пытаюсь стимулировать. Но пока желаемых результатов нет, и четкого ответа, как это сделать быстро, тоже нет. Но мы для себя выбрали стратегию «вода камень точит». Все-таки OpenBio из года в год набирает обороты, и участники всегда о чем-нибудь договариваются, создают проекты, заказывают друг у друга, формируют коллаборации, и это уже хорошо. Мы просто заводим их в одно инфополе, и там уже начинает работать сама среда. Сейчас в принципе все это должно пойти активнее, потому что происходит смена поколений: среда молодеет, люди новой формации все-таки более гибкие, предприимчивые, чем те, кто несет советское наследие и заточен на какое-то одно направление. Молодежь чаще готова экспериментировать, ошибаться, менять векторы, и она больше открыта к новому.
Государство на самом деле тоже прикладывает к этому усилия, другой вопрос — как это реализуется. Я, например, испытываю боль, когда вижу, что выделяются деньги на образовательные программы, но организуется много разных мероприятий и семинаров, по которым «размазываются» эти бюджеты. В итоге получается очень среднее обучение со слабым тренером и плохим продвижением. А можно ведь взять эти деньги, построить одну большую программу с топовым преподавателем и прокачать за раз тысячу человек — выхлоп от этого будет больше. Но, опять же, это вопрос коммуникаций — здесь нужно не конкурировать, а объединять усилия, а у нас каждый старается продвинуть себя и реализовать в первую очередь свои задачи, а о государственных задачах многие не думают.
Может быть, потому что и государство не всегда стремится подумать о ком-то, кроме себя?
— Иногда я тоже ворчу и тогда пробую поставить себя на позицию государства и понять, как там мыслят. На самом деле, чем выше ты стоишь, тем меньше ты видишь. Мы же где-то здесь, внизу, а над нами еще множество слоев, через которые просто трудно что-либо заметить и понять, как здесь все устроено. Если я иду по лесу, я же не вижу муравья — я на него наступаю и даже не замечаю, потому что с моей высоты его, во-первых, не видно, во-вторых, его, можно сказать, нет в моей картине мира. В пирамиде власти — огромная иерархия, множество ступеней от верхушки до низа, поэтому донести какую-то проблему снизу вверх и решение сверху вниз без потерь почти невозможно — это как глухой телефон: кто-то что-то не так поймет, кто-то что-то переврет, кто-то где-то умолчит или извлечет выгоду. Поэтому, когда речь идет о поведении государства, я думаю, может быть, и не стоит судить настолько категорично… Наверное, было бы эффективно, если бы движение шло с двух сторон, если бы мы давали качественную и конструктивную обратную связь. Но давать ее корректно у нас даже в обычной жизни не принято почему-то. Это определенный психологический барьер — дать адекватную обратную связь: проще смолчать, а потом за углом сетовать. Такая ментальность не позволяет строить что-то совместно. Поэтому мы привыкли просто обвинять в своих неудачах кого-то — неважно, государство, соседа, начальника или мужа — вместо того чтобы попытаться конструктивно решить вопрос и выстроить что-то хотя бы на своем участке ответственности.
Все правильно, но конкретно в нынешней ситуации, когда курс на импортозамещение задает именно государство, оно бы и должно помочь в этом, потому что тогда возникает вопрос — за чей счет вы хотите этого «банкета»? Помощь же можно оказывать по-разному — хотя бы административным ресурсом: снижением барьеров, уменьшением бюрократии.
— Да, есть ощущение, конечно, что нас считают глупее, чем мы есть на самом деле. Нет честного диалога. Мы все могли бы объединить ресурсы и решить даже самые сложные задачи, но нужен честный запрос со стороны государства и честная обратная связь от бизнеса, науки и общества.
Инвестиции и менталитет
А что касается коллабораций, то можно, наверное, объединять не только усилия ученых и бизнеса, а вывести это на уровень инвесторов. Сейчас много говорят о том, что инвестировать в технологические стартапы выгодно.
— На эту тему мы тоже собирали круглый стол, обсуждали, как изменилось инвестирование, и участники говорили, что сейчас трудно понять, куда инвестировать, потому что сузился горизонт планирования, и ввиду неопределенности инвесторы стараются вкладываться в не очень долгие проекты. А в чистую науку они и вовсе не вкладываются практически никогда, потому что это большой риск. В технологии, конечно, инвестируют, самые быстрорастущие отрасли с широкими перспективами — это IT и биотех. А что касается небольших компаний с их разработками, то ни от кого, как правило, нет запроса на инвестора. Часто это происходит потому, что никто не хочет ничем делиться. Логика такая: лучше малюсенькая компания, но моя, чем я буду просто мозгом в большой компании, которая меня обязательно съест. Очень боятся. Возможно, 90-е наложили такой отпечаток. Но стоит помнить, что инвесторы-то тоже боятся, они ведь вкладывают свои деньги и хотят, чтобы они не потерялись, а в идеале не просто вернулись, но преумножились! Нужно всегда ставить себя на место второй стороны и разговаривать. Никто на самом деле не хочет никаких потерь. А у нас часто страх от незнания парализует движение.
Как решать эту ментальную проблему?
— Менять мировоззрение, открыто обсуждать все страхи друг с другом. Мы как раз и пытаемся это делать на OpenBio. Мы проводили круглые столы, на которых объясняли бизнесу, что у разработчиков есть страх быть «съеденными». А бизнес отвечал, что на самом деле для него нет смысла в том, чтобы кого-то «есть». Бизнесу, наоборот, выгодно, когда стартап может производить важную гаечку для его «космолета», а ученый — придумывать что-то новое и новое. Зачем убивать компанию, являющуюся поставщиком каких-то уникальных вещей, которые ты можешь использовать для своего развития и роста? Большие компании зачастую, наоборот, вовсе не хотят в это влезать. Вот, например, представим, у меня есть кафе, а у кого-то — компания по производству чашек, и неужели же я буду съедать эту компанию, чтобы потом самой лепить эти чашки из глины? Нет, я в этом ничего не понимаю, я понимаю в своем деле и хочу его развивать, поэтому мне проще и выгоднее просто покупать эти чашки, а не производить, разбираясь в тонкостях. Как правило, у нормального бизнеса нет тяги все захватить.
Стартаперы боятся инвесторов, а инвесторы думают о том, как надежно и выгодно провернуть свои деньги, не быть обманутыми вкладчиками. В итоге получается, что опасения есть у всех сторон. Чтобы эти барьеры снижать, нужен честный диалог.
Ну, бытие определяет сознание: мы действительно насмотрелись много плохих примеров и теперь думаем, что везде обман. С другой стороны, это, конечно, палка о двух концах, потому что бытие ведь мы создаем тоже сами, исходя из своего мировоззрения…
— Вот именно! Кто актор-то? Мы сами. Действие совершает человек разумный все же. И у него, конечно, всегда есть выбор: совершить это действие и поменять бытие или подождать, пока кто-то совершит что-то за него. Большинство людей живет в детской позиции, не беря ответственности не то что за окружающих, но даже за себя. Не принимают решений, чего-то ждут, на кого-то кивают. Наверное, чтобы что-то поменялось, нужно просто захотеть это поменять и начать менять. Мы можем ворчать сколько угодно, но если сами ничего не делаем, то это пустые разговоры. Нужно просто потихоньку двигаться к изменениям каждому на своем уровне. Если мы в своем микромире начнем что-то менять, то сначала это будет занимать один микропроцент, но если таких будут миллионы, то уже начнет формироваться анклав благополучия. Каждый ведь имеет влияние не только на себя, но и на какую-то, пусть очень маленькую, часть социума, а это уже путь к большим изменениям.