«Иногда хочется все бросить, но летом Арктика зовет снова»

Основатель Клуба полярных путешествий Николай Савельев — будто повзрослевший Кай, забывший душу в чертогах Снежной королевы. Однако душа осталась горяча, и горит она путешествиями. Путешествиями во льдах. Такой оксюморон. Эксперт в организации круизов в труднодоступные регионы планеты, совершивший более 40 экспедиций в Арктику и Антарктику и 27 раз достигший Северного полюса, рассказал DK.RU, как посвятил жизнь полярным путешествиям, построил из этого бизнес и почему никогда не откажется от своего дела.

Экспедиционный полярный круиз — не самое доступное удовольствие: путешествие на Северный полюс стоит 2,5 млн руб., однако даже собранной с одного рейса суммы не всегда хватает, чтобы окупить путешествие и заработать. Не каждый решается заняться таким ответственным, масштабным и необычным бизнесом. И Клуб полярных путешествий — сегодня единственный в России организатор экспедиционных круизов. Николай Савельев рассказал о перспективах подобного туризма у нас в стране и очень сложных нюансах отрасли.

Полярные путешествия не самое попсовое занятие, мягко говоря. Как вы попали в этот мир?

— Я сибиряк, родился в Кемеровской области. Но когда был еще ребенком, мы с семьей переехали на юг, в Новороссийск. И, конечно, как все мальчики этого города, я пошел учиться в Высшее мореходное училище — у меня буквально не было шанса не стать моряком. Потом судьба забросила меня на Север — в Мурманское морское пароходство, где я и впервые увидел атомные ледоколы и прошел Северным морским путем. Когда мне рассказывали о северных красотах, я как выросший на юге человек не мог понять, какие там могут быть красоты — холод да снег. Ведь в общепринятом понимании красота — это теплое море, пальмы, песок. Но когда я попал в Арктику — навсегда влюбился в этот край.

Когда в начале 1990-х распался Советский Союз, так получилось, что огромная часть флота оказалась ненужной: не было денег на финансирование, суда простаивали, в том числе атомные ледоколы. Их нужно было содержать, поэтому решили использовать их в туризме. На самом деле идея принадлежит одному немцу, который еще в 1980-х годах предлагал Советскому Союзу организовывать путешествия к Северному полюсу на атомных ледоколах. Под такую задачу подходят именно они, потому что только атомный ледокол может по расписанию достичь такой удаленной точки, ведь неизвестно, какая там погода, какой лед. Мы вспомнили об этой идее, но никто не решался заняться ее воплощением.

Это было нужно, чтобы ледоколы окупали себя, ведь осенью, зимой и весной они — на трассах Северного морского пути, а летом стоят, но работают, потому что атомный реактор загасить нельзя, и команде нужно обслуживать судно. И вот мы поняли, как можно их задействовать.

До этого у меня была судоходная компания «Посейдон», мы управляли несколькими сухогрузными судами, и я получил большой опыт эксплуатации именно таких судов: мы работали в районах Латинской Америки, в Африке. Но суда были старые, и в 1997 г. они все уже были проданы. Встал вопрос, что делать дальше. И тут Мурманское морское пароходство предложило нам попробовать заняться полярным туризмом…

И это было, как нырнуть в холодную воду? Почти в прямом смысле.

— Поначалу для меня это было что-то непонятное — где я, а где ледоколы. Конечно, я знал, что такое ледоколы, но с точки зрения организации путешествий на них я был абсолютно некомпетентен. Как возить туристов на таком судне? Оно ведь не пассажирское. Кто поедет с нами? Что нужно продумать, чтобы организовать такой тур? Вопросов было много. К тому же, когда посчитали себестоимость, цена нас впечатлила — она оказалась за гранью наших представлений.

Россияне тогда еще, конечно, не были готовы к таким путешествиям — и в силу финансов, и в силу того, что мы все-таки в большей степени северная страна, и всем хотелось, как только появилась возможность, проводить отпуск на теплых морях. В тот период русские люди еще не намальдивились и не напарижились. Все это было для нас в новинку, поэтому в 1990-е говорить о Северном полюсе было странно.

А западный рынок был готов — к концу 1980-х мир уже активно путешествовал, все уже увидели и Мальдивы, и Париж, и Карибы, и Африку. И я тогда подумал, что наш основной контингент должен быть где-то на Западе или в Азии. Мы составили программу путешествия по Северному полюсу, все продумали и поехали за туристами в США и Японию. Я практически год провел в Японии, чтобы найти туроператора, которому это было бы интересно и у которого была соответствующая аудитория. Поскольку мы не туристическая компания, нам нужен был туроператор для продажи путешествий. А мы занимались программой, организацией, вопросами безопасности. Мы разработали продукт и за несколько лет привлекли уже порядка 350 туристических компаний — от Австралии до Канады.

Примерно до 2016-2017 гг. мы были полностью ориентированы на западный рынок. В 2017 г. увидели, что на судне появляется все больше россиян. Причем они бронировали путешествия через иностранных операторов, потому что им не приходило в голову, что в России можно организовать такой тур, и очень удивлялись, когда приходили на борт и понимали, что за этим стоит русская компания.

С этого момента мы поняли, что пора продвигать продукт на российском рынке. И если поначалу на борту было 1-2% российских путешественников, то в 2017 г. мы увидели уже 5-8%. И тут мы подошли к 2020-му… Пережив остановку в пандемию коронавируса, мы получили огромный всплеск туристической активности. Границы были закрыты, и пошло много заявок от российских туристов на путешествия на Северный полюс. В 2021 г. у нас случился взлет — тогда набрали два полных ледокола только из россиян, а это почти 250 человек. Эти путешествия прошли очень успешно.

К нам подключился Федор Конюхов и пригласил меня в свой штаб, который занимается подготовкой его экспедиций. Мы помогали ему продумать логистику для его нового путешествия: он хотел в одиночку установить мировой рекорд — дрейфовать с полярной станцией в летнее время на Северном полюсе две недели. Такого раньше никогда не было, потому что дрейфующие полярные станции всегда размещались зимой, когда крепкий лед, когда это безопаснее, и это были экспедиции из нескольких человек — один никто никогда не оставался на Северном полюсе. Нужно было продумать много нюансов безопасности, и я этим занимался каждый день в течение года, потому что цена такого рекорда — человеческая жизнь.

Фото: Слава Степанов

Как вы формировали свою команду, и кто в нее входит?

— Команда складывалась долго. Изначально было непонятно, где найти людей, которые смогут организовать экспедиции для непрофессионалов. До наших путешествий существовали только профессиональные экспедиции, связанные с большей долей риска, чем это можно позволить для туристов. Поэтому, когда я консультировался с такими людьми, то понял, что их работа всегда сопряжена с риском, и они к нему всегда готовы, даже готовы остаться во льдах навсегда. То есть профессионалы мыслят иначе, и в течение жизни психологически готовятся к тому, что из экспедиции можно не вернуться. А тут вдруг нужно свозить на Северный полюс обычных путешественников и вернуть их обратно, и это должно быть 100% безопасно. Поэтому людей мы подбирали, конечно, очень долго.

Но в итоге команда сложилась, и мы уже больше 20 лет работаем вместе. У нас очень крепкий коллектив. Год от года наши знания, опыт и профессионализм нарастали. Конечно, в путешествиях происходили разные случаи, но все в итоге заканчивалось хорошо.

Очень интересно, что может произойти в таком путешествии, и как оперативно решить проблему, если вы во льдах, в тысячах километров от земли…

— Однажды, когда мы возвращались с Северного полюса, лед был такой крепкий, что сломал одну лопасть винта. У ледокола три винта, на каждом — четыре лопасти весом по 3,5 тонны, они сделаны из особого сплава стали. Лед был настолько плотным, что срезал эту лопасть, как пушинку, и мы встали посреди ледяной пустыни, где до горизонта — ничего, кроме льда, и на тысячи миль — никого вокруг, и никто к нам на помощь прийти не может. Полный ледокол путешественников из разных стран…

Мы приняли решение заменить лопасть — для этого на ледоколе есть все ресурсы. Ледокол может ходить во льдах от трех до пяти лет, не заходя в порт, поэтому там всегда есть запасные лопасти, оборудование и водолазы. Они спускаются под лед, вываривают остатки лопасти специальной сваркой, опускают кранами новую лопасть под воду. Это, конечно, целая операция. У нас на это ушли сутки.

Кажется, что 24 часа — это немного, но мы выбились из графика. В Мурманске нас ждал чартерный самолет, и нам слали телеграммы, что если мы опоздаем, то самолет выйдет из графика и ему не дадут воздушный коридор, а если рейс откладывается, то это потеря огромных денег. Из-за этого пришлось сокращать программу, которая должна была быть на архипелаге Земля Франца-Иосифа. Для команды эта ситуация была жуткой проблемой, но для путешественников она стала реальным приключением.

Тогда с нами был американец-мультимиллиардер, который входил в первую сотню американского Forbes. Спустя много лет, когда я оказался в Нью-Йорке, он пригласил меня в частный клуб, мы с ним разговаривали, он спрашивал, как наши успехи, а когда мы уже расставались, он сказал, что даже по прошествии 10 лет не может забыть этот эпизод, этих людей. Он сказал: «Я побывал везде, и меня очень сложно чем-то удивить, но то, как вы меняли лопасть, меня так впечатлило, что я понял: русским можно доверять».

Это ценно!

— Да, для меня очень ценны эмоции, которые люди получают. Это одна из важнейших причин, почему я этим занимаюсь. Конечно, это бизнес, это деньги — хотя в финансовом плане бывает очень по-разному — но для меня очень важно то, что именно там я могу встретить людей, которых просто так в жизни не встретишь. Это особенные люди — и по характеру, и по духу, ведь такие путешествия выбирает не каждый. И это не только про деньги.

Да, тур стоит очень дорого, порядка 2,5 млн руб., но не деньги здесь главное, а увлеченные личности, которым интересно все: и страны, и люди, и секреты мироустройства. Причем это люди абсолютно разные по роду деятельности.

Поначалу мы недостаточно разобрались в русских путешественниках и, начав продвигать продукт в России, неправильно определили портрет аудитории. Мы стали продвигаться просто в сегменте очень обеспеченной аудитории, а выяснилось, что доход — это не единственный критерий для того, чтобы решиться на такие путешествия.

Фото: Page Chichester  

А как вы сформировали у людей эту культуру полярных путешествий? Здесь же важно «объяснить» человеку, что это интересно, познавательно, красиво, что это дает совершенно новые представления о мире, перезагружает…

— Один мой друг очень хорошо зарабатывал и много путешествовал, но это всегда была однообразная программа — вилла и яхта на теплом море. Он никак не мог понять, что может быть интересного во льдах и зачем ему это. В итоге я его уговорил поехать с нами, и он вернулся совершенно другим человеком. Он сказал, что зря потратил 10 лет своей жизни, и решил жить на полную катушку: стал выбирать особенные путешествия, покорять горные вершины. Поэтому — да, сложно просто взять и сформировать эту культуру, нужно, чтобы люди хотели увидеть и узнать что-то совершенно новое, чтобы были готовы к перепрошивке.

Когда мы определили категорию наших путешественников, то стали думать, где они могут находиться, как нам их заинтересовать, потому что обычная реклама не работает. Так постепенно появился Клуб полярных путешествий. Мы организуем встречи, собираем интересных людей, путешественников, экспертов. Это отличная возможность погрузиться в полярный мир и встретить единомышленников. Часто в качестве хедлайнеров с нами ездят известные люди: Гоша Куценко, Евгений Гришковец — и они создают уникальную программу для гостей круиза, и складывается удивительное общение. В этом году на борту ледокола с нами будет космонавт Сергей Рязанский.

Мне всегда любопытно, какие люди будут в группе. В этом году у меня будет 28-е путешествие на Северный полюс, и каждый раз я встречал уникальных людей.

Был один случай, который я запомнил на всю жизнь: в клуб позвонил человек, который сказал, что знает нашу программу, хочет поехать на Северный полюс и готов приехать и заключить договор. А потом он спросил, на какой станции метро мы находимся. Мы удивились, ведь люди, которые с нами путешествуют, обычно на метро не ездят. Через какое-то время приехал мужчина: на вид лет 70, одет очень скромно. И вдруг он высыпает из пакета два миллиона рублей наличными. Мы подумали, может быть, это какая-то подстава. Но потом оказалось, что он обычный врач из региональной поликлиники, 10 лет назад узнал о наших путешествиях и с тех пор копил и никуда больше не ездил. Ну как не снять шляпу перед таким человеком! У него такой глубокий внутренний мир, с ним так интересно! Потом он ездил с нами и в Антарктиду.

Вот ради таких людей и стоит заниматься этим делом. Это еще и очень целеустремленные люди. Сначала у них появляется мечта, потом она приходит в осознанность, потом переходит в практическую реализацию — и человек приезжает.

Я представляю, что у них творится внутри, когда они предвкушают это путешествие. Когда я утром перед стартом выхожу приветствовать их, то чувствую эту энергетику — насколько сильное у всех предвкушение!

Вы замечаете, как происходит перезагрузка?

— Многие, особенно бизнесмены, перед отправкой на Северный полюс переживают: как же так — 10 дней без связи! Можно взять с собой спутниковый телефон, и на судне есть спутниковый телефон, но я всем объясняю, что это же уникальный шанс провести время без телефонов, из которых мы с утра до вечера потребляем какой-то контент и находимся в постоянном возбуждении от общего информационного фона. В этом бесконечном потоке наш мозг блокируется, и мы ничего не можем скреативить. А в путешествии мы вынужденно отключаемся от этого инфополя, и происходит настоящее чудо.

Когда мы идем по Кольскому заливу, еще 6-8 часов связь есть, и все пытаются успеть что-то куда-то написать, отправить, поговорить. Потом связь пропадает, и люди теряются — мозг ищет, за что зацепиться. А уже на обратном пути, когда все знают, что через пару часов связь появится, я периодически наблюдаю картину, как человек зависает над черным экраном в раздумье, я спрашиваю, что происходит, и он говорит, что ему не хочется снова нырять в этот поток информации.

Сначала люди не понимают, как так — уехать далеко от дома без связи, но когда оказываются там, совершенно меняют свои взгляды. И, поверьте, за 20 лет, что мы ходим в такие путешествия, ни у кого ничего не произошло за 10 дней отсутствия на связи, все было хорошо. Зато мозг очень хорошо перезагружается.

Я это даже на себе ощущаю: у нас бывает по четыре отправления подряд, мы в 6:00 приходим в порт, а в 16:00 уже входят новые пассажиры, и я даже не включаю телефон на этот период, потому что знаю, что снова уйду, и все равно не смогу решить никакие вопросы за эти несколько часов, а поток информации уже обрушится на меня. Я сразу всем говорю, что месяц я буду «в Космосе».

Как туристам нужно готовиться к таким путешествиям, какие есть ограничения? Кажется, что это действительно — как полет в Космос.

— Несколько лет назад с нами путешествовала семья из четырех женщин четырех поколений: бабушка, мама, внучка и правнучка. Правнучке было 28 лет, а прабабушке — 92. В другой раз с нами ездила семья с годовалым ребенком. Никаких ограничений нет — ни по здоровью, ни по возрасту. Конечно, перед путешествием мы высылаем специальную памятку, чтобы люди понимали, как им нужно подстраховаться в соответствии со своими особенностями. Но у нас на судне есть врачи. Есть врач Росатомфлота, есть травматолог-хирург со стороны экспедиционной команды — очень опытные люди. Также у нас оборудована операционная, есть рентген и стоматологический кабинет — все, что необходимо и может внезапно понадобиться.

Наши путешествия проходят только летом, поэтому и с точки зрения погоды нет никакого экстрима. Температура летом на Северном полюсе может достигать +10 °С. Мы называем это soft adventure — все продумано до деталей, все безопасно.

Сейчас у вас стало меньше иностранных туристов?

— Сейчас иностранцев вообще нет — зарубежные компании больше с нами не работают. Эти отношения начали схлопываться еще в 2020 г., во время пандемии, — тогда мы поняли, что иностранцы к нам не поедут. Но есть надежда на китайцев. Первые китайские туристы у нас появились в 2009 г., была небольшая группа в 12 человек, на следующий год они заняли уже половину мест. Для них это «небольшая группа». До пандемии было очень много китайцев, пандемия остановила поток, но теперь, когда у них официально завершен карантин, надеемся, что китайские пассажиры снова будут активно путешествовать с нами.

Вы ходите и в Арктику, и в Антарктику. У Арктики — большая российская граница. А стало ли сейчас сложнее организовывать путешествия в Антарктику? И какие туристы туда едут?

— Да, у нас происходит порядка 12-15 отправлений в Антарктиду с 1 ноября до начала марта. 22 марта сезон завершается. В таких путешествиях на судне встречается до 46 национальностей. Это сложно с точки зрения общения. Мы объявляем, что наши основные языки на борту — это английский, немецкий, китайский и русский. То есть экспедиционная команда говорит на этих языках.

Русские сейчас стали особой категорией. Хотя у нас были русские группы, в которые входили и иностранцы — проблем не было. Потому что это люди другого склада мышления и характера, у них особые цели в этом путешествии, и они ментально совпадают на этом отрезке.

Сейчас у нас есть один отдельный рейс, который мы делаем специально для российских туристов — встреча Нового года в Антарктиде. Это очень необычно, романтично. Мало кто готов уезжать так далеко на Новый год, потому что считается, что это семейный праздник, все хотят быть с родителями и друзьями. Но я всегда говорю, что жизнь ведь проходит — сделайте что-нибудь крутое, чтобы как раз и рассказать потом родителям — и они за вас порадуются!

Сколько людей составляет команда на судне, и кто они?

— Есть команда моряков, которые обеспечивают работу судна, несут вахту. Это порядка 100 человек. Есть экспедиционная команда, которая занимается непосредственно с пассажирами. В нее входят ученые, которые читают интересные лекции о Северном полюсе — рассказывают про белых медведей, глобальное потепление, открытия архипелагов и островов. У нас есть великолепный историк, профессор МГУ Федор Александрович Романенко — это просто душа круиза, человек, который не только обладает знаниями, но и умеет ими интересно делиться!

Есть команда, которая занимается обслуживанием ресторана: повара, официанты, бармены. Есть команда, которая обслуживает «отель»: каюты, места общего пользования. Это еще 65 человек, помимо моряков.

В этот же список входят врачи. Один врач ходил с нами 12 лет и за время путешествий написал кандидатскую, потому что работы врачебной, к счастью, почти нет, вот он и писал свой научный труд.

Но однажды мы попали в шторм в Баренцевом море, что бывает очень редко — это было в 2010 г., и тех пор такого больше не повторялось. На судне были только японские пассажиры. Одна пожилая японка поскользнулась во время качки, упала и повредила голову — нужно было зашивать, делать операцию. Поскольку шторм был крепкий, даже хирургический стол не мог ее удержать. Поэтому пришлось расстелить простыни на полу в лаборатории, и врачу удалось хорошо провести операцию. Нас напугала эта ситуация, мы переживали, что японцы больше не поедут с нами. Но это возымело обратный эффект: они были очень благодарны, что им выпал шанс попасть в такой шторм, получить такой опыт.

А бабушка оказалась очень богатой, и спустя время она пришла в туристическую компанию, которая продавала этот тур, и сказала, что хочет заплатить доктору 20 тыс. долларов. Компания вышла на нас, я позвонил врачу спросить счет, на который перевести деньги. Он сказал, что это его работа, за которую он получает зарплату, и денег не взял. Вот такая у нас команда!

А какие вы видите перспективы этой отрасли? Все равно у людей меняется ментальность, они разворачиваются в сторону знаний, обретения нового опыта, они более вдумчиво подходят к деньгам, к путешествиям. Становится больше людей, стремящихся к открытиям, и они готовы в это вкладываться, копить. Может быть, это начнет набирать обороты?

— Да, сейчас уже полярные путешествия вызывают больший интерес, чем 20 лет назад. Но дело в том, что поставить это на поток сложно не только потому, что нужен стабильный набор туристов, но и потому, что нужны суда. На Северный полюс ходит ледокол, а для того, чтобы путешествовать по островам и архипелагам, ледокол не нужен, нужны обычные пассажирские суда ледового класса, которых у нас, к сожалению, нет — просто физически не на чем ходить в Арктике. А ледоколы очень дороги в эксплуатации. И когда высчитываешь стоимость такого путешествия, то она, конечно, получается очень высокой, и далеко не все могут себе это позволить. Получается замкнутый круг. Многим это очень интересно, но слишком дорого для большинства путешественников. Люди часто думают, что мы, условно, пять рублей платим за пароход, а пять тысяч берем себе, но получается все как раз наоборот. И так как физически в стране нет таких судов, то и развивается все медленно.

Надо снижать себестоимость таких путешествий, и в нынешней ситуации делать это можно только с помощью субсидий. Например, многие рейсы в России — субсидированные, потому что иначе билеты будут слишком дорогими, и летать по этим направлениям никто не будет. С полярными путешествиями нужно делать то же самое.

Но неужели государству самому это неинтересно? Развивать внутренний туризм — если говорить про Арктику.

— Интересно. Про это очень много говорят, но, к сожалению, пока только на словах все и останавливается. Дело еще в том, что у нас несколько субъектов арктической зоны: Красноярский край, Чукотка и прочие. И когда случаются какие-то арктические форумы и прочие мероприятия, на которых собираются заинтересованные в развитии Арктики люди, каждый говорит о своем — каждому губернатору интересна своя Арктика.

Но я призываю к другому подходу. Я предлагаю прийти к пониманию хотя бы в определениях, потому что есть территориальная часть Арктики, а есть морская. Это две разные Арктики — это разные территории, разное финансирование.

Каждому губернатору интересно, чтобы к нему в регион приезжали туристы. Они строят отели, получают на это субсидии, развивают туризм у себя, и это здорово, конечно. Но есть еще огромная морская часть Арктики, которую важно развивать. Интерес к этому большой, популяризация вроде есть, но что на деле? Зачастую, к сожалению, люди, которые этим занимаются, имеют весьма условное представление об Арктике. Они говорят либо о том, что преследует какую-то их личную цель, либо о каких-то совершенно несостоятельных проектах.

Каких, например?

— Например, предлагают построить пароходы и для них — причалы на землях Арктики, у Острова Врангеля или Земли Франца-Иосифа. Но как об этом можно говорить всерьез? Там можно, наверное, построить и очередной космодром даже, но сколько времени и денег на это потребуется? Это область вечной мерзлоты, там лед сламывает все. Чтобы построить ледовый причал, нужна просто фантастическая сумма. Во всем мире есть круизы в такие места, но нигде нет никаких причалов, потому что это особая зона. Для путешествий туда нужны просто особые суда. Поэтому мы и называем наши путешествия не просто круизами, а экспедиционными круизами. Мы высаживаемся на необорудованные малоисследованные берега и труднодосягаемые территории, для чего строятся соответствующие суда, на которых есть специальные экспедиционные лодки «Зодиаки». Судно подходит максимально близко, насколько позволяет безопасность, к земле, спускаются «Зодиаки», и на них туристы подходят уже к берегам.

Поэтому мысль о причалах очень несостоятельна. И я всегда говорю, что здесь не нужно ничего изобретать, чтобы все это развивалось — уже есть мировой опыт.

Фото: Клуб полярных путешествий 

А какая проблема с судами, почему их нет?

— Мы никогда не строили пассажирские суда ледового класса. У нас нет опыта, компетентных людей, технологий и соответствующего оборудования, чтобы построить именно пассажирское судно. Мы можем построить танкер или ледокол, но пассажирское не можем, потому что это гораздо сложнее и требует кропотливой работы: все системы жизнеобеспечения на пассажирском судне задвоены, а то и затроены, потому что жизнь человека — важнее всего. Поэтому, когда кто-то предлагает быстро что-то построить, я отношусь к этому скептически — я знаю практически все верфи, поэтому понимаю особенности. Если и построим, то на это уйдет слишком много времени и денег. У нас есть пара верфей, которые неплохо строят речные суда, но морское судно — это совсем другое, а экспедиционное судно — еще более сложная история.

Это, конечно, очень важная тема, и здорово было бы, если бы мы смогли хотя бы что-то начать строить, я готов и сам к этому подключиться. Наш клуб спроектировал собственное судно, заплатив французам огромнейшие деньги, у нас есть свой проект, и до последних событий мы разговаривали с иностранными верфями о строительстве таких судов... Но произошло то, что произошло, и пока, к сожалению, ситуация с судостроением в стране — очень непростая.

Так что перспективы очень туманны, потому что большая часть оборудования для такого рода судов — иностранная: механизмы, двигатели, дизель-генераторы — все это — западное. Эти компании отказались с нами работать, они в Россию больше ничего не поставляют.

Вообще, государства, которые имеют судостроение — это государства высокого уровня развития. Поэтому мы очень стараемся развивать свое судостроение.

А то, на чем вы ходите сейчас, сколько лет еще может прослужить?

— Мы ходим на ледоколе, и он относительно новой постройки — 2007 г., ему всего 15 лет, а ледоколы работают по 40-50 лет. Другое дело — что и потребность в них увеличивается, а ледокол — это очень специфическое и дорогое судно. Если мы говорим о развитии арктического морского туризма, то, как я уже сказал, нужны обычные пассажирские суда ледового класса с определенными экспедиционными возможностями. Те суда, которые есть, принадлежат или подразделениям Российской академии наук, или отделениям Росгидромета. Они достаточно старые. В принципе, они имеют сертификат пассажирского судна, но в плане комфорта, удобства и возможностей очень ограничены. Сейчас на такого уровня судах даже строятся какие-то турпрограммы в Арктике, на Дальнем Востоке, но это все «партизанщина», это не бизнес. Нужно судов 10, нужна отточенная программа — тогда пойдут пассажиропотоки, тогда будет снижение себестоимости, тогда можно организовать маркетинговое продвижение, и тогда закрутился большой бизнес.

Пока что мы показываем присутствие в Арктике тремя компонентами: нефть, газ, военные. Это хорошо, это наша сила, но и о туризме тоже поговорить стоит. На этом тоже можно зарабатывать! Аляска, например, отлично поднялась за счет круизов. А ведь российский сектор Арктики очень большой интерес вызывает и у всего Запада, и у Азии. Если бы мы это развивали, они бы поехали большими потоками.

Но ехать весьма сложно — нормативно-правовая база очень тяжелая: мы получаем множество разных разрешений, чтобы осуществлять свою деятельность.

Нужны какие-то специальные лицензии, есть регулирующий орган?

— Это очень сложный логистический бизнес. Для осуществления туризма нужна операторская лицензия. Самим судном управляет компания, которая отвечает за него с точки зрения безопасности и прочего. А с точки зрения организации нужен только опыт. Ну, а вообще регулирования, конечно, много и «бюрократической» рутины тоже. Мы почти целый год занимаемся разными стыковками, чтобы все получилось гладко. Поэтому такие путешествия — это не только романтика и прекрасные люди — это в первую очередь очень сложный процесс из множества составляющих.

А на людях я отогреваю душу. И я все равно не откажусь от этой деятельности. Иногда хочется все бросить, но летом Арктика зовет снова. За эти 20 лет многие хотели организовать то же самое, но когда видели себестоимость, понимали, что в такой бизнес идти они не хотят. Это, наверное, могут делать только те, кто этим живет, и занимается этим не только ради бизнеса. Это очень тяжелый бизнес, но очень интересный, и я ни на что не променяю свое занятие.

Автор фото Николая Савельева — Сергей Горшков