Люди, творящие волшебство. Как в Новосибирске появился «Парк чудес Галилео»

Когда индустрия развлечений переполнена идеями и проектами, создать что-то новое представляется сложным. Но стоит обратиться к своему внутреннему ребенку, и он подскажет. Как заставить взрослых забыть о статусе, чинах, регалиях, галстуках и вернуть их в мир без условностей и забот? Просто сделать их соучастниками процесса рождения волшебства.

Сооснователь «Парка чудес Галилео» Евгений Шаталов рассказал ДК, «из какого сора» рождаются экспонаты; как они переворачивают сознание каждого, кто с ними взаимодействует; и почему ставка в проекте делалась не на детей, хоть они и являются значительной аудиторией.

Сегодня «Парк чудес Галилео» представлен в шести городах (Новосибирск, Екатеринбург, Красноярск, Самара, Челябинск, Нижний Новгород). Где он родился и как масштабировался?

— Сейчас у нас две точки опоры (мастерские, где рождаются все экспонаты) — в Новосибирске и Екатеринбурге. Это два первых города, в которых Парк чудес Галилео стал заметным объектом после открытия. Ребята, которые находятся в Екатеринбурге, начали проект чуть раньше, затем к нему присоединились мы. Поэтому первый парк открыли именно там, а, когда поняли, что нужно делать следующий шаг, и понадобились дополнительные управленческие компетенции, мы к ним присоединились уже в Новосибирске и построили парк другого уровня. После этого вся группа стала развиваться большими темпами, потому что мы из локального парка превратились в проект российского масштаба. Идея родилась именно в Екатеринбурге, а мы своими менеджерскими компетенциями помогли ребятам качественно изменить и вырастить проект.

По нашему примеру можно писать книгу об эволюции бизнеса, потому что мы развиваемся очень быстро: начинался парк с неразвитой идеи и небольших, простеньких экспонатов, затем конструкции менялись, росло их качество, количество, они приобретали больше интересности и смысла.

Часто изменения в бизнесе происходят изнутри, и люди не видят этих внутренних процессов, а наша эволюция видна сразу, потому что отражается на экспонатах. Если проследить всю линию изменений, то можно увидеть, что за 8 лет существования проекта в России было несколько этапов развития: сначала мы сделали что-то буквально в гараже, потом взяли объект побольше, попытались его наполнить, это получилось, потом стали думать, как сделать парк еще больше, потому что у нас уже много наработок, которые еще не выставлены. И сейчас уже есть даже изготовленные экспонаты, которые ждут своего часа. У нас наконец-то такой этап, когда мы можем внедрять новые идеи постоянно.

Кто выступил инвестором?

— Мы сами. В начале проекта нужно было не так много денег, ну а дальше, как это часто бывает с проектами, которыми люди сильно увлечены, все, что мы зарабатывали, тратили на развитие бизнеса. И до сих пор мы большую часть своей прибыли тратим на развитие.

А где вы получили управленческий опыт?

— До «Галилео» я занимался дистрибьюторским бизнесом, работал в крупной российской компании, к тому же, у меня есть бизнес-образование, и мой опыт оказался очень полезным как раз для нашего Парка чудес, потому что проект сначала был достаточно маленьким, с очень простой моделью управления, но нуждался в росте, а это требовало уже совсем другого качества управления. Одно дело — когда ты приходишь каждый день на работу в одно и то же место и все видишь своими глазами, другое — когда у тебя несколько городов, и необходимо как-то уделять внимание всем. Поэтому нужно выстраивать модель управления, которая позволяет без личного присутствия руководителя развиваться по той же схеме, что и первые проекты.  

Мне порой приходится искусственно заставлять себя не заходить в парк в Новосибирске, потому что я понимаю, что если буду здесь глубоко погружаться во все дела, то «прилипну» только к одном проекту, а их сейчас в стране уже шесть, и нужно всем уделить внимание. Кстати, самый большой наш парк находится в Самаре, где я могу бывать только два-три раза в год, а уверенность в качестве услуги нам нужна такая же, как в Новосибирске, каждый день. Отсюда и возникает модель управления, в которой должно быть прописано все — от одежды сотрудников до, по возможности, слов, которые они произносят, эмоций, которые они выражают, и культуры, которую они создают в компании.

А о франшизе вы не думали?

— На данный момент у нас нет таких проектов, но, может быть, когда-нибудь мы разрешим кому-нибудь работать по нашей франшизе. Но если это случится, то скорее всего это будет связано с развитием на такой территории, которой нам физически сложно управлять самим, например, по причине большой часовой разницы. К тому же, мы поняли, когда стали открывать проекты в разных городах, что каждый город — особенный. Те маркетинговые наработки, которые применяются в Новосибирске, могут в половине случаев не сработать в той же Самаре или Нижнем Новгороде. Бывает, мы думаем: если в каком-то городе наш подход успешен, то его нужно растиражировать и на другие. Но так не получается — не работает. Везде приходится что-то корректировать, набивать «шишки». У нас даже истории развития проектов везде разные: где-то сразу случился всплеск популярности, где-то прошло 1,5 года, пока проект стал более-менее известен. Где-то мы до сих пор не можем до конца понять, как регион чувствует себя, и какие у него особенности. Поэтому франшиза может быть полезной еще по этой причине — если мы захотим зайти в какую-то совсем самобытную часть России.

Чем принципиально отличаются регионы, и как эти особенности корректируют вашу маркетинговую стратегию?

— Если брать Новосибирск, то считается, что он не туристический город. А на самом деле он очень туристический — летний турпоток Новосибирска очень высокий. А вот, например, поток того же периода в Нижнем Новгороде слабый. Мы долго задавались вопросом — что же там происходит? И нашли на него ответ. Во-первых, есть Волга, которая забирает на себя внимание (турбазы, дачи, речной отдых), во-вторых, рядом Москва, и очень большое количество людей «забирает» именно столица, в-третьих, близость Москвы дает Нижнему Новгороду преимущество в путешествиях за границу, поэтому летом люди из Нижнего уезжают куда-либо чаще, чем из Новосибирска.

Притока людей в это время там почти нет, потому что Нижний Новгород не считается центральным городом региона, как, например, Новосибирск. Он зацикливает на себе множество близлежащих регионов, потому что является большим транспортным хабом. Люди часто приезжают сюда, например, просто ради шопинга, та же Икея стала серьезной точкой притяжения. Но даже отправляясь в магазины, люди посещают еще множество мест параллельно. Многие и вовсе переезжают сюда жить из небольших городов, а к ним в гости ездят родственники, которых нужно куда-то водить.

Новосибирск недооценивают, конечно, с точки зрения туристического потока. Его нужно развивать как туристический центр.

Что касается маркетинговых стратегий, то в дистрибьюции есть такое правило, которым мы пользуемся: если хорошо продаваемый товар ставить на видное место, то он продастся в три раза больше, а если плохо продаваемый товар ставить на видное место, то продажи вырастут всего на 30%. Так же и в маркетинге: если бюджет эффективно использовать в сезон, то можно повысить посещаемость в три раза. Если в несезон, то всего на 30%. Так что здесь очень важно распределять свои усилия.

Есть ли у вас конкуренты, существует ли вообще соответствующий вашей сфере рынок?

— Конкуренция бывает разная. Можно говорить о каких-то подобных парках, которые нас копируют и борются за посетителей.  Но такого практически нет, потому что это бессмысленно. Потенциальные конкуренты все-таки не делают так, они создают что-то похожее, но все равно другое. На мой взгляд, конкуренция у нас идет больше на уровне свободного времени людей — на что они его тратят, куда ходят. И это даже не конкуренция, а стремление сделать свой объект заметнее. В тот момент, когда определенная целевая аудитория (в нашем случае это семьи) определяет, куда ей сходить на выходных и в каникулы, мы очень хотим, чтобы выбирали нас. И этот рынок огромен, даже практически безграничен, и на нем, конечно, за время людей большая конкуренция. Любой объект, который борется за внимание семей, является нашим косвенным конкурентом. Но при определенных условиях мы можем между собой даже сотрудничать.

Вы как-то считаете свой входящий поток?

— У нас есть так называемые пиковые загрузки — понятно, что больше всего нас посещают в выходные и каникулы. В будние чаще приезжают школьные группы. Такая тенденция есть. Как, наверное, у всех объектов в сфере развлечения.

Что касается создания экспонатов: вы все придумываете сами или где-то черпаете идеи?

— Конечно, мы подсматриваем. Но чаще всего копируют нас. Хитрость заключается в том, что наши конкуренты пытаются копировать только нас, а мы пытаемся смотреть широко по миру и не копировать идею в чистом виде, мы ее всегда перерабатываем, додумываем, добавляем свой взгляд. У нас почти нет экспонатов, идентичных каким-то уже существующим конструкциям. Мы многое придумываем сами. Часто подхватываем идеи из жизни, иногда они приходят из детства. Это очень интересный процесс, потому что мы экспериментируем. Мы не можем заранее знать, какой эффект вызовет тот или иной экспонат, а только в процессе смотрим, как гости реагируют. Никто не сможет лучше обкатать экспонат, чем наши посетители, и мы отдаем все на их суд. Мы можем видеть и какие-то недочеты в процессе эксплуатации экспоната в парке. Бывают тупиковые истории, когда экспонат ставится в парк, но не работает, и мы понимаем, что пошли не в том направлении.

Вообще главная наша идея — вывести человека за рамки привычного: он видит что-то знакомое, но это работает совершенно по-другому, и он пытается разобраться, в чем здесь дело. Например, у нас есть такая активность — обвести звездочку металлическим карандашом, глядя на нее в зеркальном отражении. Это очень сложно сделать, потому что сознание переворачивается, нарушается привычная схема!

Кстати, что важно: когда мы создаем экспонаты, то вообще не думаем о детях. Все считают, что мы детский парк, но на самом деле у нас все — на подумать, это не развлечение в чистом виде, это развитие. Мы не считаем себя проектом для детей, потому что понимаем, что, если продукт, который мы создадим, будет интересен взрослым (причем практически в любом возрасте), то это будет интересно и детям. Мы всегда с удовольствием наблюдаем, как порой взрослые и серьезные люди трансформируются после нашего парка.

Наша задача — сделать так, чтобы не просто удивить кого-то, а заложить в каждый экспонат какую-то изюминку в виде физического, математического или химического эффекта, чтобы человек задумался, как это работает. И если он задает вопрос «Как это работает?», то тут уже включается познавательная составляющая — разобраться, почему происходит именно так. И в процессе можно узнать, что это на самом деле визуализация какого-то закона физики, или просто то, как наш организм воспринимает то или иное состояние. Казалось бы, все вокруг понятно, но организм ведет себя странно. Вот и наша главная задача — убрать рамки и расширить границы сознания.

Как это все сертифицируется и тестируется?

 —  Мы сертифицируем только крупные конструкции, большинство других экспонатов не требует сертификации. Вопрос безопасности предусмотрен на этапе изготовления. Для нас он вообще стоит на первом месте: мы готовы пожертвовать качеством услуги или эффектом от экспоната только ради безопасности. И, кстати, есть такие случаи, когда конструкция или экспонаты убираются из парка, хоть они интересны гостям, просто потому, что есть какой-то вопрос, связанный с безопасностью. К сожалению, у нас есть такие лежащие «на полке» вещи, которые мы больше не производим и не ставим в парк.

А есть какие-то патенты?

— Мы не патентуем экспонаты, потому что не видим в этом ценности. Запатентовать конструкцию — это очень дорого и долго, а эффект, который мы от этого получим, нам не до конца понятен. Мы очень внимательно относимся к названиям, которые используем, поэтому у нас зарегистрировано около 20 различных товарных знаков. И мы это делаем для того, чтобы защитить бизнес. А патент — это лишняя для нас история.

Как производятся экспонаты, сколько времени это занимает?

— В начале возникает идея, которая проходит проверку по трехопроснику. Мы каждый раз спрашиваем себя:

1. Есть ли в экспонате познавательная составляющая?
2. Есть ли составляющая вовлеченности? На экспонат нужно просто «смотреть» или можно с ним взаимодействовать.
3. Есть ли элемент игры? Человек должен не просто посмотреть, покрутить и остаться равнодушным, он должен вовлечься с точки зрения азарта.

Мы же «Парк чудес», поэтому наши экспонаты должны быть неким чудом, чтобы большинство людей приложило усилия, чтобы понять, как это работает. Большая часть экспонатов на эти три вопроса обычно получает ответ «да». Дальше мы рисуем уже 3D-модель экспоната, продумываем, из чего он будет делаться, и нам важно, чтобы те механизмы, из которых он создается, были доступны в любом городе, чтобы его можно было починить при поломке. Потом экспонат рисуется и идет в первое изготовление. Оно может затянуться от нескольких недель до нескольких месяцев. Потому что, когда мы его сделали и начинаем опробовать в «лабораторных» условиях, могут возникнуть какие-то трудности, которых мы не предусмотрели. Бывает так, что на бумаге все красиво, а в реальности что-то не работает. Разница между чертежом и готовым продуктом зачастую бывает огромна.

Когда же экспонат прошел тестирование в лабораторных условиях, его нужно выставить и посмотреть в парке — будет ли он нравиться гостям и насколько он долгоиграющий, насколько поток гостей, который проходит через нас, позволяет этому экспонату долго работать, не нужно ли его бесконечно ремонтировать.

Еще очень важно отследить, насколько экспонат попадет в концепцию, смогут ли его должным образом оценить гости.

Как конструировали зеркальный лабиринт? Интересен процесс его создания, как не заблудились в нем сами, есть ли какая-то логика прохождения зеркальных лабиринтов?

— Логика прохождения лабиринтов, конечно, есть и, если ей воспользоваться сразу при входе в лабиринт, то выйти из него будет не трудно, но и не так интересно. Зеркальный лабиринт интересен именно ощущениями, которые человек испытывает в процессе прохождения — то, что кажется рядом и доступным, может оказаться совсем не там, где мы думаем, именно из-за большого количества отражений. Сотрудники проходят его без ошибок моментально, особо не задумываясь.

Создание первого лабиринта начиналось с макета. На столе из зеркальных пластинок конструировалась мини-версия. Чтобы понять, как все выглядит изнутри, и не получилось ли так, что из середины лабиринта видно отражение выхода, в мини-версию помещали маленькую видеокамеру и рассматривали отражения.

Вы сами производите все детали или обращаетесь к сторонним поставщикам?

— Мы все делаем сами, за исключением случаев, когда покупается какая-то законченная готовая деталь — например, автомобильный редуктор или другой механизм. Если нужно что-то сложное, чего мы не сможем произвести сами или легко приобрести, то скорее всего мы вообще не будем использовать такую деталь, потому что у нас появится проблема — если экспонат сломается, то мы его не сможем починить. Поэтому нам нужно рассчитывать только на себя.

Как часто вы обновляете экспонаты и заменяете такие, которые стали неинтересными?

— Мы часто добавляем экспонаты, убирать тоже приходится, но очень редко. Были, конечно, экспонаты, которые, на наш взгляд, интересны, но у гостей не пользовались спросом. У нас же у всех разный бэк-граунд, разное образование, у меня — математическое, и мне интересно привнести именно что-то математическое в тот или иной экспонат, но людям это не всегда интересно, иногда это может быть либо скучно, либо не очень эффектно, либо не все три составляющих, по которым мы задаем свои три вопроса, сбалансированы в экспонате.

Насколько разросся парк, восстановленный после пожара в 2014 году?

— Значительно. Он стал практически в два раза больше, особенно если смотреть по количеству экспонатов. Мы вернули многое из того, что было в предыдущем парке, у нас есть базовые конструкции, которые существуют почти во всех парках, и мы их не убираем, даже понимая, что они уже очень долго стоят, потому что это вещи, без которых невозможно представить Парк чудес. Это такие экспонаты, которые всегда производят впечатление, как бы часто люди ни приходили в парк. Например, зеркальный лабиринт или комната с нарушенной гравитаций.

Был ли ваш парк застрахован, убытки оказались большими?

—  От нашего парка не осталось буквально ничего, сгорело все здание целиком, рухнула крыша, а мы располагались на последнем этаже. Сначала мы были в ступоре, потом поняли: лучшее, что мы можем сделать, — это забыть и двигаться дальше. Когда мы начали поиски помещения и подготовку к запуску нового парка, стало легче. Человеку сложно пережить потерю, когда ему нечем заняться, а когда есть, что делать, он тратит меньше времени на размышления о трудностях. Мы занялись активным восстановлением и первым делом стали искать подходящее помещение, нужно было учесть очень много нюансов, в том числе пожарную безопасность, которая очень и очень важна. Мы были глубоко погружены в работу, вся команда трудилась над созданием нового парка.

Есть такая поговорка: если Бог хочет сделать вам подарок, то он заворачивает его в проблему. Поэтому пожар мы восприняли как толчок к большим изменениям, у нас появилась возможность создать новый парк, сделать его другим, с учетом всех ошибок, которые мы могли допустить в предыдущем. У нас появилась возможность сделать объект намного больше и наполнить его тем, чего не было в предыдущем парке. Всегда очень сложно развиваться в рамках существующего помещения, а когда приходится начинать с нуля, то можно учесть все свои пожелания и потребности.

Мы восстановились буквально за три месяца. Причин тому было три: первая — нужно было чем-то себя занять, вторая — мы, как я уже сказал, вкладываем большую часть прибыли в развитие, и так получилось, что у нас были сбережения, которые мы могли использовать, третья — мы готовились к открытию парка в Красноярске, и у нас были готовые экспонаты, многие из которых хранили в других местах, поэтому они сохранились. Мы приостановили работу над поиском помещения для Красноярска, стали работать 24 часа в сутки над новосибирским проектом. А поддерживающим фактором стало то, что в интернете было много статей о пожаре, и все комментарии, все посты про нас были исключительно позитивными, люди искренне сочувствовали и желали нам удачи, оставляли очень поддерживающие высказывания. Когда мы это читали, то понимали, что людям нужно то, что мы делаем.

Мы отложили открытие Красноярска, и осенью запустили обновленный объект в Новосибирске, а к концу года завершили работу и над красноярским проектом — темп, который мы набрали, занимаясь стройкой в Новосибирске, помог нам быстро запустить проект и в Красноярске.

Какие еще города вы намерены охватить?

— За время развития проекта у нас сформировалась отличная команда. Мы живем в разных городах, часовых поясах, но нас объединяет общая вовлеченность в то, что мы делаем все вместе.

Сейчас думаем о том, чтобы значительно переделать парк в Екатеринбурге, потому что там он все еще маленький и развивается немного в другой концепции. Он был первым из открывшихся и, по идее, он больше всех нуждается в обновлении. Но мы хотим провести обновление с пользой для остальных объектов, внедрить что-то новое, что потом будем транслировать в другие парки. Не хотим повторять то, что уже есть, а планируем построить уже следующую версию «Галилео», чтобы задать себе новую волну развития. Потому что когда-то точно наступит момент перехода на новый уровень, и сейчас мы хотим пройти этот путь в Екатеринбурге.