Orange Business Services открывает флагманскую тестовую зону промышленного интернета вещей в Новосибирске. Какое завтра готовят нам сегодня провайдеры? Об этом — в интервью Ричарда ван Вагенингена.
Тестовая зона в Новосибирске ускорит внедрение IoT-решений для промышленных предприятий и поможет кастомизировать продукты под клиентские задачи. География апробированных на площадке IoT-решений охватывает территорию от Восточного Урала до Красноярского края. «ДК» спросил старшего вице-президента Orange Business Services по региону IMEAR (Россия, Ближний Восток и Африка) Ричарда ван Вагенингена о том, почему именно Новосибирск стал тестовой площадкой, а также о том, когда каждый житель России сможет сказать, что он живет в «умной» стране.
Почему решили открыть тестовую зону IoT-в Новосибирске, какова ее цель, и где еще есть подобные зоны?
— Россия очень большая страна, и делать все из Москвы, где работает костяк нашего центра компетенций в области интернета вещей, не всегда удобно. Есть очень много интересных проектов, связанных с интернетом вещей, охраной труда, промышленной безопасностью, и они именно здесь, в Сибири. Поэтому мы открыли здесь свою тестовую зону. На глобальном уровне IoT-решения мы производим во многих городах мира, но мы не всегда можем локализовать ихздесь. Например, несколько лет назад я был в Париже — там у нас самая большая лаборатория, и ее специалисты гордо рассказали, что они тестируют иностранные датчики для России. Я задал вопрос, работают ли они при минусовой температуре. Мне ответили: «Да, при минус пяти градусах».
Мы понимаем, что условия в России совсем другие, и здесь нужны уникальные решения, поэтому мы создали центр IoT-компетенций а затем открыли тестовую IoT-зону именно здесь. Но она взаимодействует с глобальной лабораторией, мы транслируем сюда общий опыт.
В первую очередь в тестовой зоне испытываются новые решения промышленной безопасности и охраны труда, созданные на базе продуктов зарубежных и российских разработчиков. Например, действует площадка для отработки высокоточного indoor-позиционирования персонала промышленных предприятий на базе технологии Ultra-Wide Band (UWB). Другое пространство отведено под испытания решений по предотвращению опасного сближения транспортного средства с человеком.
Еще одна задача тестовой зоны — отработка возможностей по интеграции технологии радиочастотной идентификации (Radio Frequency Identification, RFID) с другими технологиями. В начале 2021 г. мы запустили систему мониторинга физических активов на основе RFID. Кроме того, сервис-провайдер тестирует промышленные IoT-решения, используя собственную транспортную сеть на базе LoRa. В ближайших планах — запуск площадки для отработки возможностей машинного зрения и его интеграции в IoT-решения Orange. В тестовой зоне сейчас работает 20 специалистов.
Новосибирск — ключевой город нашего присутствия в России. Именно здесь состоялось первое полномасштабное внедрение IoT-решения Orange на российском промышленном предприятии. Тестовая зона здесь ускорит проверку теоретических расчетов и предположений на практике, существенно сократив время для адаптации существующих и новых решений. Ведь работа центра компетенций — это не научно-исследовательская деятельность: все придуманные здесь IoT-решения требуют «полевых испытаний» на конкретной производственной площадке, поэтому важно максимально близко находиться к настоящему производству, чтобы можно было сразу проверить гипотезу и скорректировать исследование.
Здесь есть предприятия, перед которыми стоит много задач, релевантных нашей экспертизе, особенно в области контроля производственной техники, промышленной безопасности. Есть реальная бизнес-потребность, потому что компании понимают, что цифровые технологии позволяют им быть эффективнее, больше зарабатывать.
Какие-то компании можете привести в пример?
— Например, мы завершили масштабный IoT-проект по установке системы позиционирования автотранспорта на открытом угольном складе обогатительной фабрики «Распадская» (Распадская угольная компания (РУК), управляет угольными активами ЕВРАЗа). Решение заранее предупреждает о неправильной разгрузке угля, что минимизирует риск смешивания разных марок.
Автоматизации производства и оптимизация бизнес-процессов за счет цифровых технологий — это пока еще не буднично для многих российских компаний. Пока предприятия преподносят это больше как конкурентное преимущество. Сколько времени нам нужно, чтобы это стало нормой?
— Ответ философский: вечность. Потому что трансформации происходят постоянно. Когда-то не было электричества, но его изобрели — и все понеслось. Мы с вами сегодня говорим про новые технологии все еще как про что-то удивительное, а через пять лет вспомним, насколько сегодня было все по-другому, и сколько еще удивительного случилось. Улучшения, развитие и трансформации — это вечный процесс. Поэтому не так важно время, важнее сейчас понимать, кто принимает решения. Если руководитель компании понимает, какие технологии нужны, чтобы развиваться, если он понимает, что технология — это ответ на его задачу, то тогда и происходит трансформация. То же самое касается руководителей городов и стран.
Да, мы уже очень давно пытаемся строить умные города, но не везде и не всегда это получается. Скажем, в Москве многое уже внедряется, в Новосибирске с диджитализацией городского пространства пока сложно. Это вопрос недостаточности средств, условий, инфраструктуры или чего-то еще? Насколько мы сейчас отстаем от остального мира в части построения умных городов?
— Хорошо, возьмем Москву как пример. По оценке компании PricewaterhouseCoopers, среди самых цифровых городов в мире Москва заняла шестое место. Для сравнения: Дубай занял седьмое. Поэтому, отстаем ли мы от всего мира — вопрос спорный. Мы должны понять главное: умный город — это не технологии. Первый вопрос, который мы должны себе задать, решив построить умный город — это какие цели мы преследуем? Например, цель — заработать деньги. Тогда решением будет построить платные парковки. Но это не всегда хорошо: если взять, например, моногород, где все работают на заводе и получают невысокую зарплату, то правильно ли будет брать с жителей деньги за парковку?
Второй вопрос — минимизировать расходы. Например, умные фонари экономят электроэнергию. Значит, логично в первую очередь заменять привычное освещение «умным», и это решение будет оптимальным для города. Третий вопрос — безопасность. Она должна быть в приоритете, но здесь уже намного сложнее оценить эффект и окупаемость. Четвертый вопрос — здравоохранение, четвертый — обучение. И так далее. То есть в первую очередь при построении умного города государство должно ответить на главный вопрос: какие у него цели? И идти к ним постепенно. Важно еще понимать, как зарабатывать на всем этом деньги.
Кроме того, есть вопросы законодательства. Их тоже трудно решать. Например, строят умный кампус, где будут ездить беспилотные автомобили. Но как быть с дорогой? Если она будет федеральная, то пустить по ней беспилотники будет значительно сложнее.
Многие думают, что можно просто взять какие-то умные функции и продукты и все их в одночасье внедрить, вперемешку. Но так получается не умный город, а «умный бардак».
Вопрос по умным городам состоит в том, что каждый город должен для себя принять решение, что для него важнее.
Сложно выделить приоритет, потому что важно все. Удобство, функциональность, безопасность — это все входит в понятие умный город, и все это между собой связано. Та же умная остановка — это и про комфорт, и про безопасность: ты можешь там пользоваться интернетом и кондиционером, а также вызывать Службу 112, если что-то случится. Комфорт и безопасность ходят бок о бок в умном городе.
— Поэтому сначала нужно создать основную структуру, а потом, шаг за шагом, добавить разные функции. Средства ведь все равно будут лимитированы, и все будет делаться постепенно. Либо сначала нужно создать услугу, на которой будут зарабатываться деньги, и уже их вкладывать в дальнейшее развитие, чтобы это был непрерывный поток. А сразу сделать все практически невозможно. Только исключительные регионы могут себе это позволить.
Вы сказали, что трудно измерить эффект от умных технологий, особенно в вопросе безопасности. Но я думаю, что эффект измеряется, например, низкой статистикой по преступлениям. К примеру, в Москве стало больше видеонаблюдения, стали чаще ловить правонарушителей. Или, например, с умной транспортной системой заметно снижается количество ДТП. Ведь у технологий есть, помимо бизнес-эффекта, еще и эффект социальный.
— Я согласен. Но даже если что-то приносит ощутимый эффект, нельзя внедрять все сразу, все равно существуют ограничения, даже если есть деньги. Например, я беру корабль, который плывет из Европы в США пять дней. Мне надо быстрее, и я тогда беру пять кораблей, но они ведь все равно плывут пять дней. Я могу вложить больше средств, но пять дней есть пять дней. Можно иметь много денег, но есть какие-то объективные ограничения, из-за которых все равно строить нужно шаг за шагом, невозможно начать строить дом с крыши, а закончить фундаментом.
В России есть успешный пример умного города — Иннополис, спутник Казани. Как вы считаете — проще строить вот такие умные города с нуля или все же встраивать технологии в существующую инфраструктуру и делать умными готовые города?
— Конечно, с нуля построить проще, ведь логично, что встраивать технологии в городскую среду сразу удобнее, а в существующем городе делать это сложнее. Но с точки зрения окупаемости строить новый город плюс внедрять умную часть дороже, чем просто интегрировать цифровые технологии в существующий город. Я бывал в моногородах и видел, что основная проблема — это всегда бюджет. А по времени и подавно это совершенно разные сроки — построить город заново или оснастить существующий.
Мне кажется, здесь есть связь с информационной грамотностью людей, с менталитетом и привычками. Построить можно, но научить пользоваться — трудно.
— Это во всем мире так — людям действительно нужно время, чтобы принять новшества. Но на самом деле нет смысла строить технологии, которые нельзя использовать сразу. Здесь проблема не столько пользователя, сколько разработчика. Если новая технология не востребована — это проблема не людей, а технологии. Когда создавался айфон, к нему не делали подробных инструкций, потому что человек должен открыть и сразу начать его использовать. А если технология требует изучения мануала, то 99% людей не будет ею пользоваться. Поэтому, если ты внедряешь в городе технологию, которая должна работать на людей, то нужно учитывать их мнение. Если никто твоей разработкой не может пользоваться, то ошибся ты, а не они.
Важное замечание. И еще здесь возникает вопрос: кто все это разрабатывает? Когда мы разговаривали с вами в 2015 г., вы говорили о том, что на рынке остро ощущается проблема компетентных кадров. Сейчас, когда отрасль заметно выросла, развилась, как стоит кадровый вопрос?
— Стало даже хуже. Специалистов по-прежнему недостаточно. Кстати, еще одна причина, почему мы открыли тестовую зону именно в Сибири — это то, что здесь все-таки с кадрами чуть более стабильно все, здесь их чуть больше. У нас есть небольшая текучка, люди уходят, но примерно 20% уходящих в течение года возвращаются в компанию — нам это говорит еще и о том, что в целом дела на рынке идут не так хорошо, как кажется. То есть проблемы есть и со стороны кадров, и со стороны работодателей. Поэтому компетентных людей пока по-прежнему мало.
Вы участвуете в образовательных программах, чтобы выращивать для себя кадры?
— Да, конечно, мы много работаем со студентами. В прошлом году мы сделали глобальную программу Orange для студентов, когда стажеры из разных городов мира могли выбрать, где они будут стажироваться. Больше всего, кстати, выбирали Россию. Это тоже что-то говорит о рынке.
В пандемию на первый план вышел вопрос кибербезопасности. Стало ли у вас больше работы в связи с этим, возникали ли новые проблемы и задачи?
— Конечно. Чем больше сложностей возникает у клиентов, тем больше у нас работы, а сложности с переходом на удаленку, безусловно, возникали. У клиентов вообще фокус внимания сместился в сторону безопасности, потому что они понимают, что без этого уже никуда. У нас есть собственный центр мониторинга и реагирования на киберугрозы (Cybersecurity operation center или же CyberSOC) в России. И наше преимущество в том, что наш CyberSOC находится в глобальной структуре. Если какая-то новая угроза появилась, например, в Австралии, мы об этом узнаем, грубо говоря, на 15 минут раньше, чем коллеги. А 15 минут в мире безопасности — это век.
Какие-то принципиально новые виды атак вам встретились за время пандемии, или, может быть, их просто по количеству стало больше?
— Количество увеличилось, конечно. Но самая большая угроза для компаний — это внутренние сотрудники, которые не соблюдают правила — например, уходят с работы и не закрывают программы. Внедрить системы и придумать правила — это одно, а вот соблюдать их — другое. Можно поставить дверь с 15 замками, но, если их не закрыть, смысла в ней не будет. Поэтому мы, создавая решения, в том числе обучаем клиентов, как с ними обращаться, потому что за всем этим в итоге все равно стоят люди.
Есть одно решение, которое во время пандемии стало востребовано практически у всех наших клиентов. Когда люди ушли работать на дому, а серверы с базами данных остались в офисах, начались активные DDoS-атаки — это кибератаки, направленные на нарушение работоспособности инфраструктуры компании и клиентских сервисов. Уйдя домой и перестав получать доступ к серверам, люди получили большие проблемы. Этот фактор вызвал реакцию рынка — клиенты стали приходить к нам и просить защитить их каналы от «дидоса», чтобы удаленные сотрудники всегда имели доступ к своим серверам.
А как защищаться от недобросовестных сотрудников?
— Это более сложная задача, которая технически не решается, это больше вопрос административных ресурсов и культуры внутри компании. Понятно, что служба безопасности тоже должна быть начеку, должны быть собственные средства контроля.
А средства внешней защиты мы создаем нон-стоп, потому что мошенники становятся умнее и умнее, это постоянное движение. Жизни без интернета уже не будет, поэтому нужно без остановок двигаться вперед в вопросах кибербезопасности.
Как вы инвестируете в проекты, как понимаете, что окупится, что — нет?
— Нужно поставить цели и постараться использовать деньги там, где это наиболее выгодно. Например, мы запускаем 10 проектов и заранее не знаем, окупятся они или нет. Важно в процессе перераспределять средства, сворачивать неуспешные проекты, инвестировать туда, где «выстрелит». Мы постоянно над чем-то работаем, изучаем рынки, стараемся улавливать мировые тенденции. С точки зрения инвестиций в новые технологии, меняются подходы к оборачиваемости проектов: если пять лет назад жизненный цикл нового продукта мог быть длинным, то сейчас скорость бизнес-решений увеличивается. Глобально, из 100% стартапов примерно 70% не выживают, при этом те 30%, которые «выстреливают», с лихвой покрывают инвестиции, вложенные во все проекты. Есть такой принцип: проект не обязательно будет успешным, но нужно как можно раньше понять, достигнешь ты результата или нет. Чем раньше ты поймешь, что ошибся, тем больше денег ты сэкономишь и получишь возможность заняться чем-то другим. На это направлены новые принципы создания продуктов.