Закадровая работа всегда недооценивается, особенно когда речь идет о таком брутальном и конкретном деле, как строительство. Но «за кулисами» иногда происходит магия.
Точечная застройка, эклектичные фасады, проекты-близнецы и типовые планировки стали неинтересны: люди больше заботятся о комфорте и функциональности жилья, а застройщики — о разнообразии сценариев использования пространства и адаптации мировых практик. Сегодня выбор велик как никогда. А среди застройщиков развивается мощная конкуренция, сподвигающая на новаторство. Это дает надежду на формирование красивых, удобных и умных городов.
С чего начинается квартал или микрорайон, кто разрабатывает проект? Сколько людей трудится за кадром, и какие задачи они выполняют?
— Все начинается с концепции. В нашем случае, прежде чем проект попадет в руки генпроектировщику и подрядчику, над его идеей работает специальное подразделение из нескольких мастерских.
Сначала мы оцениваем участок, смотрим на контекст и понимаем, какие дома можем на нем разместить, какие объемы, какие морфотипы (башни, кварталы или урбан-виллы) и в каких пропорциях.
Первые, кто занимается проектом — сотрудники подразделения «Брусника. Проектирование». Это дизайн-менеджер, который координирует участников процесса и следит за качеством и сроками исполнения, а также группа мастер-плана, которая занимается созданием объемов, вопросами соблюдения нормативов, «посадки» зданий, размещения парковок, сетей, проездов и других элементов. Уже на первоначальном этапе мы стараемся сформировать концепцию, учитывающую все параметры и нюансы территории. Мы не придумываем что-то абстрактное. Наши архитекторы подкованы в вопросах строительных норм и правил, следуют им, но не слепо, а соотнося со здравым смыслом. Только так можно получить проект, отвечающий современным требованиям.
После мастер-плана мы «спускаемся» на уровень ниже — разрабатываем архитектуру конкретного дома, планировки, концепцию подъездов и ландшафта. В Бруснике пять архитектурных мастерских, в каждой из которых трудится больше десяти архитекторов.
К созданию внешнего облика зданий мы, как правило, привлекаем иностранные бюро — голландские, немецкие, французские, американские (к слову, главный архитектор Брусники — голландец Барт Голдхоорн). Наибольшее внимание мы уделяем нидерландской школе. Она более остальных соответствует нашим реалиям, близка нам по духу и эстетике.
Часть архитектуры мы разрабатываем самостоятельно. Но полностью переходить на эту модель в обозримом будущем не планируем. Интеграция в одну команду сторонних и собственных архитекторов нам кажется эффективным подходом. Это существенно увеличивает затраты на проектирование, однако позволяет находить ответы на сложные вопросы, расширять кругозор, учиться новому, перенимать опыт и генерировать идеи. Иностранные эксперты в этой конструкции, как правило, указывают, где «копать», а проектные мастерские Брусники обеспечивают глубину «раскопок».
Но иностранцам, наверное, приходится подстраиваться под наши реалии? Вряд ли каждую идею, привезенную из Европы, можно реализовать в России. Какие есть ограничения?
— Безусловно, российское регулирование отличается от западного. У нас, например, по сравнению с той же Голландией очень строгие пожарные нормы. Так, между этажами в доме должно быть 1,2 метра, чтобы в случае пожара огонь снизу не перебрался в квартиру наверху. Это сильно затрудняет применение окон в пол. Большинство застройщиков предпочитают заменять их на стандартные. Мы же пробуем искать иные, более сложные варианты — применяем заглубленные фасады, проектируем стеклянные противопожарные экраны, как, например, в доме с «мостами» в «Европейском береге» (в нем почти все окна в пол). В этой парадигме мы реализуем каждый проект, совмещая эстетику и нормы. Приходится очень много думать, как это сделать.
Еще одна особенность России — климат. Западные архитекторы очень любят рисовать изящные окна с тонким профилем. Но в ходе адаптации концепции он точно превратится в конструкцию такой толщины, которая несовместима с другими элементами фасада.
Вы говорите про климат и тут же проектируете дома с большими террасами и незастекленными балконами. Выглядит не очень логично.
— Да, за последние несколько лет мы кардинальным образом изменили точку зрения на летние помещения. Если вы придете в тот же «Европейский берег», то увидите, что в первых очередях мы преимущественно проектировали плоские фасады. Лоджия была теплой и встроенной в квартиру. Сейчас иначе. Мы считаем, что летние помещения придают фасаду динамику и выразительность. Кроме того, для нас это был поиск «голубого океана» — ниши, не занятой другими застройщиками.
Мы хотим создавать такие летние помещения, на которых по-настоящему приятно находиться, на которые человек выходит и наслаждается природой, светом, воздухом, на которых ничего не хочется переделывать. Да, мы опасаемся, что идеи с летними помещениями не «зайдут», и люди начнут остеклять их. Поэтому ведем просветительские беседы о ценности этих пространств, о том, что не нужно превращать их в склад, как все привыкли делать с балконами и лоджиями.
Это понимание тоже пришло к нам в процессе взаимодействия с западными специалистами. Самостоятельное остекление — боль застройщиков и архитекторов, так как оно создает хаос в оформлении фасада, а мы хотим, чтобы он жил в том виде, в котором мы его задумали и передали собственникам.
На самом деле люди это делают для того, чтобы расширять свое пространство, поэтому, возможно, решением было бы предусмотреть в проектах и застекленные балконы?
— Мы этот запрос понимаем и в рамках некоторых планировок проектируем теплые лоджии. Если же человек выбирает квартиру с летним помещением, то мы считаем своим долгом объяснить ему идею и ценность этого пространства.
Надо сказать, что балконы — это только один вид летних помещений. Большое внимание мы стали уделять террасам — на крышах и на уровне первого этажа. Последние мы внедряем довольно давно, и эта идея уже пережила определенную эволюцию. Если раньше, например, в «Европейском береге» мы ограждали их матовым стеклом и делали очень приватными, то позже стали мыслить их как более открытые пространства. Однако такое решение понравилось не всем. И тогда мы начали предусматривать ограждение террасы высокоплотным кустарником. За ним идут кусты поменьше и газонная трава, и уже потом пешеходная дорожка. Так мы сохраняем связь со двором, но при этом обеспечиваем достаточный уровень приватности. Терраса на крыше в этом плане еще удобнее: даже если у соседей есть такая же, она отделена перегородкой.
Как вы отважились делать террасы на крыше на Урале и в Сибири? Это же очень сложное решение.
— Мы считаем кровлю пятым фасадом. И когда там лежит тривиальная рулонная изоляция и выведены блоки кондиционеров — это скучно, безжизненно. Крыша должна жить, как и весь остальной дом. Мы хотим, чтобы люди на ней отдыхали. Конечно, эксплуатируемая кровля — это дополнительные противопожарные системы, особые материалы, которые должны соответствовать определенным нормам. Все это ведет к увеличению себестоимости. Но оно того стоит.
А уборка снега на чьих плечах?
— Про это мы тоже много размышляли — кто и как это будет делать — и решили, что снег на террасе — это интерактив для жителей: они могут расчистить его по периметру террасы или просто утоптать. Дети могут лепить снеговиков или делать лабиринты. Если же жители все-таки хотят полностью убрать снег, мы предлагаем нанять для этого управляющую компанию, потому что она обладает необходимыми для этого компетенциями.
Для талого снега мы предусмотрели систему ливневой канализации, вода (в том числе и летние осадки) спокойно уходит в нее.
Если говорить о процессе разработки архитектурной концепции, на что вы ориентируетесь и от чего отталкиваетесь, продумывая проект, учитываете ли контекст?
— Конечно, окружение важно. На начальном этапе проектирования мы его обязательно учитываем. Пример соответствия контексту — проект «Мылзавод». Когда мы зашли на эту площадку, то долго думали, что с ней сделать. Вместе с зарубежными мастер-планистами мы анализировали окружающую застройку, местность, характер среды, пытались совместить их с необходимыми нам экономическими параметрами.
Мы увидели, что с одной стороны от будущего квартала расположен жилой комплекс, в котором нет ритейла и прогулочных зон, с другой — царство машин. Трудно назвать такой контекст благоприятным. И как бы нам того ни хотелось, мы вряд ли его изменим. В итоге мы решили «закрыться» от окружения. Получился квартал наоборот, в котором активный фронт с ритейлом и общественные пространства расположены внутри, а приватные дворы — по периметру.
Вы строите в нескольких регионах. Есть какие-то принципиальные отличия — архитектурные тренды, тенденции в благоустройстве окружающей территории?
— Региональные особенности, конечно, есть. Но отличие реализованных проектов друг от друга скорее обусловлено тем, что над ними работали разные команды, и у каждой было свое видение. Так было раньше. Сейчас же мы стараемся прийти к универсальным стандартам, создать единый «почерк» во всех городах.
Как вы считаете, что повлияло на смену парадигмы проектирования домов? Что позволило отказаться от типовых проектов, начать строить действительно красиво, а не только функционально, в отличие от советских стандартов? Есть ощущение, что не только смена эпох, открытость границ и насмотренность людей стала катализатором изменений. И что первично — общемировые тренды или именно покупательские требования?
— Не надо говорить о советской застройке как о неком едином целом. Проекты первой волны авангарда, сталинский ампир и типовые панельные дома 50-х — это совершенно разные сущности. К тому же, надо понимать, что никто не думал, что те же хрущевки доживут до XXI века. По сути, это было временное жилье, основная задача которого — быстро и за минимальный бюджет обеспечить десятки миллионов людей квартирами. То, что происходило с застройкой в России в постсоветское время, наверное, можно назвать хаосом: строили кто во что и где горазд. Дома втыкались на любой свободный клочок земли. О комплексной комфортной застройке тогда не особо задумывались.
Перелом случился в конце нулевых, когда глобальный экономический кризис остановил бешеный рост рынка и дал потребителям задуматься, чего же они действительно хотят. Кроме того, безусловно, стала сказываться насмотренность. В годы бурного роста люди стали больше ездить за границу, смотреть, как и что там устроено, задаваться вопросами, почему там комфортно и красиво, а у нас —нет.
В итоге покупатели стали гораздо требовательнее: если раньше их устраивала квартира с тремя отдельными комнатами, коридором и кухней, то сейчас они мыслят категориям мастер-спален и кухонь-гостиных, практически обязательным условием стала гардеробная или постирочная. За последние десять лет жизненные сценарии сильно изменились. Они стали разнообразнее и сложнее. И наши проекты эту сложность должны учитывать.
Мне кажется, это еще связано с общим ростом уровня жизни и изменением отношения человека к себе и вообще с изменением отношения к человеку в среде — он не просто рабочая лошадка, а личность с определенным уровнем потребностей.
— Да, согласен, общество сильно меняется, это заметно задает тренды во всем.
А как вы думаете, больной вопрос о создании единого архитектурного облика городов когда-то будет решен?
— В регионах в обозримом будущем скорее всего нет. Но нужен ли он? В разнообразии нет ничего плохого. Оно — один из главных признаков качественной среды. Главное, чтобы новые здания учитывали окружающий их контекст, были в него органично вписаны. Мы за этим жестко следим, заказываем фотосъемки с дронов, выезжаем на местность, ходим вокруг, смотрим, анализируем. И уже после глубокого осмысления создаем архитектуру. В доковидные времена мы привозили на будущие площадки иностранных специалистов, чтобы они прониклись духом места, его идентичностью. Это был очень интересный опыт — и для них, и для нас.
В то же время я уверен, что городам необходим единый дизайн-код, регулирующий оформление витрин, вывесок, форму и виды рекламных носителей. Это позволит избавить города от визуального мусора и снизить уровень стресса их жителей.
А может решение вопроса о единой архитектуре лежит в плоскости создания новых районов вокруг городов? В них можно задать строгие регламенты и следить, чтобы застройщики от них не отступали.
— Это утопия. На примере Екатеринбурга мы видим, что сформировать единообразную среду в проектах со сроком реализации в 15-20 лет практически невозможно. Технологии, нормы, потребительские предпочтения и эстетические ценности за этот период сильно изменятся. И если мы будем строить в 2035 г. дома по образцу 2020-го, то вряд ли из этого выйдет что-то хорошее.