Меню

Максим Поташев: «Все, кто производит реальный продукт, чувствуют себя неплохо»

DK.RU поговорил с магистром игры «Что?Где?Когда?» о бизнес-тренерстве и шарлатанстве, об инвестициях в ненужные проекты, о том, кто и почему в экономически нестабильное время чувствует себя хорошо.

Математик, маркетолог и бизнес-тренер Максим Поташев приехал в Новосибирск с программой «Принятие бизнес-решений» и на примере решения логических и эвристических задач рассказал деловому сообществу, как следует мыслить, чтобы самому себя максимально «безболезненно» привести к нужному решению.

Необычный для Новосибирска тренинг организовала компания «Ассоциация Практикующих Бизнес-Тренеров».

DK.RU спросил у знатока, как он относится к популярности бизнес-тренингов, как развивается этот рынок, зачем людям эти «уроки» и к чему это все приведет.

– Еще каких-то 25 лет назад страна практически не знала, что такое бизнес, а теперь уже существуют бизнес-тренеры, которые рассказывают, как надо его вести. Почему случился такой взлет популярности этого направления?

Действительно, 25-30 лет назад у нас еще не очень широкоупотребительным было слово «бизнес», но это не значит, что его не было. Не было слова. Бизнес был, просто в несколько других формах. И, кстати, многие наработки (в том числе принятие решений в бизнесе и в менеджменте), придуманные и реализованные еще в советские времена, как ни странно, сегодня очень актуальны, и их правильность еще только предстоит осознать. Поэтому все не так просто –  история развивается по спирали и часто ходит по кругу. Что касается популярности бизнес-тренингов, то тут есть, безусловно, элементы «разогревания» рынка, есть элементы и шарлатанства в том числе – далеко не каждый тренер сегодня, выступая перед аудиторией, реально имеет, что ей рассказать. Как минимум, для того чтобы учить других, нужно иметь собственный бизнес-опыт. Когда  о том, как правильно вести бизнес, рассказывают люди, пусть даже высокообразованные, но с чисто академическим бэк-граундом, для меня это выглядит неубедительно.

Очень важен практический опыт – работа, по возможности, в разных компаниях, в разных отраслях: когда человек пропустил через себя то, о чем он рассказывает, это выглядит гораздо убедительнее и становится полезнее. Почему все-таки это востребовано? Мне кажется, потому, что прошли те времена, когда главным был предпринимательский инстинкт, когда для достижения успеха нужна была вера в себя, энергия и так далее. Это все по-прежнему важно, но сегодня, по моему мнению, важно еще и понимание происходящих в бизнесе процессов, владение инструментами и управления людьми, и оптимизации бизнес-процессов, и очень важно маркетинговое мышление. Честно скажу, я самое большое удовольствие получаю именно тогда, когда учу людей маркетинговой деятельности. Это моя основная профессия, и это мне интереснее всего. Понятно, что аудитория таких семинаров, посвященных общечеловеческой тематике, шире, и это более востребовано, тем не менее, маркетинг знать очень важно.

– У меня сложилось впечатление, что шарлатаны, о которых вы говорите, появились благодаря высокому спросу на тренинги, какие бы то ни было. В связи с этим возникает вопрос: как сформировать культуру потребления такого продукта как бизнес-тренинг? Пока что это стихийное поглощение любого рода информации, которая предлагается.

Конечно, но я все-таки надеюсь на то, что рынок рано или поздно расставит все по местам. Это и сегодня уже происходит. Что называется, мотивационные спикеры, которых много на Западе и у которых много последователей в нашей стране, собирают огромные аудитории и много и красиво рассказывают ни о чем, потихонечку начинают терять аудиторию и спрос. И меня это радует, потому что, честно говоря, меня несколько раздражают люди, которые пытаются «зажечь», но не несут информации, содержания. Хотя иногда, наверное, и это тоже полезно в определенных ситуациях. Но я просто вижу за последние годы, как происходит некое структурирование этого рынка, возникают своеобразные ниши, возникает специализация, провайдеры этих услуг начинают внимательнее смотреть на то, с кем они работают, насколько тот или иной спикер соответствует ожиданиям целевой аудитории, поэтому постепенно это формируется как рынок. Но, естественно, впереди еще большой путь.

– Когда вы ездите по разным городам со своими выступлениями, как-то изучаете регион, на чем он специализируется, чтобы понимать, что именно может быть интересно бизнесу именно в этом регионе? Или это неважно?

У меня есть две категории выступлений: «открытые» – для всех желающих, и корпоративные, когда я работаю с конкретной компанией. И во втором случае я, конечно, очень внимательно смотрю на деятельность этой компании, подбираю и кейсы, близкие для нее, и корректирую под нее тематику своего выступления. Когда я работаю с открытой аудиторией, то все-таки понимаю, страна у нас достаточно «единая» – в том смысле, что и интересы людей в разных городах совпадают, и специальной адаптации под региональную специфику не требуется.

– О так надоевшей всем экономической ситуации: у научного региона, который активно развивает новые высокие технологии в кризис больше шансов «выжить», чем, скажем, у добывающего? Как-то это по регионам разделяется?

Это разделяется, конечно, по регионам. У нас же вообще в стране, да и много где, города живут за счет определенных отраслей и предприятий. Типичный пример: в США город Детройт был центром автомобильной промышленности, а в связи с тем, что автомобильная промышленность там стала испытывать не лучшие времена (сегодня центры сместились в Юго-Восточную Азию, в Европу), город, соответственно, теперь находится в очень тяжелом состоянии, в «депрессии». У нас в стране история с этими  градообразующими, и даже регионообразующими, предприятиями тоже играет огромную роль. Например, город Воронеж, который на моих глазах за десять лет изменился до неузнаваемости – прежде всего в связи с тем, что там снова начал работать градообразующий завод. Таких примеров очень много. Поэтому, конечно, у нас есть региональная специфика и есть зависимость экономической ситуации в регионе от состояния ключевой для региона отрасли.

Но  в кризис по-прежнему весьма неплохо себя чувствуют как раз регионы, ориентированные на добывающую отрасль. Югра, например, вполне благополучно живет, хотя, казалось бы, именно по нефти и газу кризис должен ударить в первую очередь. Нет. Я общаюсь с крупнейшими российскими компаниями, работающими на этом рынке, и их активная работа говорит о том, что запас прочности у рынка очень большой. Как раз, я бы сказал, что именно по высоким технологиям кризис ударил чуть ли не в первую очередь, потому что это технологии ресурсоемкие, требующие инвестиций, серьезной подпитки и поддержки либо от крупного бизнеса, либо от государства, а именно с этим сейчас возникли проблемы, в том числе психологического характера.

Сейчас как раз лучше всего себя чувствуют те отрасли, которые ориентированы на создание реального продукта – там работает, пусть и не в той мере, в которой хотелось бы, импортозамещение: у нас сейчас развивается и сельское хозяйство, и пищевая промышленность, и мебельная промышленность. Все кто, производит реальный продукт, вполне востребованы и чувствуют себя неплохо.

Что касается высоких технологий, то там тоже, мне кажется, ситуация не то чтобы совсем лишена оптимизма, просто надо к ней правильно относиться. Кризис, ударивший сегодня по этим отраслям, дает им возможность остановиться, оглянуться, немного перевести дыхание, подумать о том, все ли они правильно делали, и воспользоваться некоторыми возможностями, потому что возможности все равно есть. Например, связанные с тем, что на рынке труда оказалось много квалифицированных кадров, причем стоимость рабочей силы резко упала, и это, конечно, для высоких технологий является возможностью.

– В нашем регионе много бизнес-инкубаторов, Технопарк, Биотехнопарк, хорошо развиты высокие технологии и много денег вливается в эти проекты, в идеи. Не приведет ли это к такому побочному эффекту, что у нас деньги закончатся, а на рынке останется много не совсем нужных продуктов, причем почти одинаковых?

Да, есть такая проблема, совершенно отдельная, и я бы даже не увязывал ее с кризисом. Это  скорее связно с модой на стартапы. В нашей стране она возникла лет десять назад, на Западе она имеет бОльшую историю, и сейчас как раз настал такой момент, когда в очередной раз начали «взрываться пузыри» – рушиться очень распиаренные и популярные во всем мире западные стартапы. У нас этот процесс тоже постепенно идет, просто он не очень громкий, но те, кто варится в этом рынке, все это наблюдают. И тут, с моей точки зрения, кризис как раз играет позитивную роль: заставляет инвесторов не вкладывать деньги бездумно и безоглядно, и предпринимателей, которые развивают бизнес на эти привлеченные средства, заставляет гораздо ответственнее относиться к тому, что они делают. И я считаю, что как раз здесь требования экономической эффективности, накладываемые нынешними экономическими особенностями, способствуют оздоровлению ситуации. А вообще, опыт показывает, что в среднем из ста проектов такого рода выживает один, и ничего с этим не поделаешь. Но просто и инвестиционная политика должна учитывать степень риска…

 – Если вернуться к вопросу импортозамещения: пока про него больше шуток, чем каких-то реальных разговоров о свершившихся прорывах в этой сфере. Все-таки что это для России: миф, утопия или реальность ближайших лет?

Я знаю людей, которые научились за последние пару лет делать сыр, не сильно уступающий итальянскому, колбасу, не сильно уступающую западным аналогам, причем очень навороченную, с трюфелями и так далее. Поэтому такие возможности, безусловно, есть, и бизнес у этих людей развивается, они себя неплохо чувствуют. Другой вопрос, что пока это не носит массовый характер, это отдельные позитивные примеры, но они показывают, что это возможно.

– Как вы относитесь к экономическим прогнозам, можно ли экономическую ситуацию прогнозировать?

Плохо отношусь, честно говоря. Достаточно последить за прогнозами, которые делаются у нас на уровне Минэкономразвития, проследить их динамику, и до какой степени каждый следующий прогноз противоречит предыдущему, как это все меняется, корректируется – причем происходит это все «на голубом глазу», совершенно беззастенчиво, и перед нами даже не извиняются, чтобы начать относиться к ним крайне скептично. Даже в более узкой области прогнозировать сложно: у меня есть, например, близкие друзья, очень уважаемые люди, действительно выдающиеся умы, занимающиеся аналитикой в нефтяной отрасли – люди, которых я готов слушать с открытым ртом, потому что они рассказывают так интересно, красиво и содержательно, что это вызывает восхищение. Но когда их спрашиваешь, что все-таки будет с ценой на нефть, однозначного ответа даже они дать не могут. Поэтому о прогнозировании говорить сложновато.

– Поэтому плывем по течению…

Ну нет, не совсем, на самом деле, конечно, есть сценарии развития – оптимистичный, пессимистичный, реалистичный – но какой из этих трех вариантов реализуется, это уже во многом «дело вкуса»…